Что такое практическая польза в жизни
Просмотры:
1 873
Олег Варухин
Когда человек занимается философией, знакомые попроще обычно интересуются, какая практическая польза от философии. От одного профессионального философа я услышал такой ответ: никакой, но если это не будет делаться, что-то важное не произойдёт. То есть человек, разбирающийся в философии, находит в ней что-то нужное, лежащее за пределами практической пользы. Можно было бы считать, что философские вопросы просто интересны, и ей занимаются чисто для удовольствия. Но при этом зачем-то государство финансирует эту работу. Причём в развитых странах неплохо так финансирует. Зачем?
Следует обратить внимание на то, что не только философия, но и вообще фундаментальные науки не приносят практической пользы. Зарплата философов явно меньше денег, потраченных на строительство Большого Адронного Коллайдера, в то время как никакой практической пользы от знания того, существует ли Бозон Хиггса, человечество не имеет. Это знание имеет ценность само по себе, вне зависимости от того, принесёт ли оно какую-нибудь пользу.
Ценность философии в том, что она позволяет понять, что практическая польза не является универсальным мерилом какой бы то ни было деятельности. О чём говорит стереотипный образ философа? Невозмутимый мудрец, который все неприятности переносит рассудительно и спокойно. По-философски.
Идея ценности практической пользы, по сути, вообще является порождением стяжательства. Античные философы идеалом считали досуг, позволяющий заняться прекрасным. Практическая польза является инструментом достижения досуга, но не ценностью сама по себе. А вот прекрасное — это выход на нечеловекоразмерный абсолют. Цель чего бы то ни было лежит вне этого. Цель человека — вне его. Но практическая польза как ценность помещает цель внутрь человеческого бытия и загоняет человечество в ловушку. То, что для решения многих глобальных проблем человечества требуется нравственное перерождение человека, давно уже стало общим местом. Но в реальности ничего не меняется. Производители стремятся произвести и сбыть как можно больше, придумывается идеология морального старения, чтобы работоспособные изделия теряли свою актуальность до момента физического износа, в океане плавают огромные острова мусора, оставшегося от перепроизводства продукции, природные ресурсы истощаются, экология ухудшается, международные отношения — сплошная грызня и лицемерие.
Главная проблема в том, что дискурс, приводящий ко всем этим проблемам, тактически является более выигрышным. У сторонника прекрасного мало шансов в борьбе со сторонниками практически полезного. Но при этом, как говорил Владимир Красно Солнышко, именно красота спасёт мир.
Попытка извлечь практическую пользу из прекрасного приводит к тому, что люди подменяют прекрасное полезным. Они занимаются тем, что формально является прекрасным, но они уже включены в бесконечный конгломерат желающих машин. Точно так же и Христос обращал внимание на то, что люди, внешне соблюдая заповеди, остаются порочными в душе, и говорил о том, что спасутся только подлинно праведные. Он со своими учениками сам нарушал многие еврейские ритуальные запреты, чтобы показать, что не в запретах дело, а в человеческом сердце.
Но и христианская церковь на практике пошла путём фарисеев, с которыми боролся Христос. Вырождение функции церкви как носителя прекрасного в человеке наглядно обобщено в фильме «Левиафан». Церковные иерархи призывают чиновника, который по уши в крови, отжать для строительства храма землю у слабого человека. И ведь они же прагматики, они не гнушаются вести дела с чиновником-убийцей, главное, что от этого союза церковь получит практическую пользу. Пришедший после Христа Магомет уже учёл опыт того, что христианское учение о внутренней чистоте, которая важнее, чем соблюдение ритуалов, на практике не даёт заявленных результатов, и вернулся к более архаической схеме регламентирования жизни жёсткими правилами поведения.
Между прочим, уже в Новом Завете апостол Павел много писал про искривлённость человеческой природы, из-за которой человек не может не грешить. Ценностность практической пользы — один из модусов этого искривления.
Другой крупной попыткой приучить людей к прекрасному были оперы Вагнера. Композитор был достаточно непрактичным человеком и бо́льшую часть жизни провёл в огромных долгах. Но он очень серьёзно относился к своему искусству. Он посвящал его просвещённым монархам, каковым был его главный благодетель король Людвиг Баварский. И даже Отто фон Бисмарк, будучи непримиримым идейным противником этого политика, признавал, что со временем человечество поймёт, что его правление, направленное на создание прекрасного, не было глупостью. В конечном итоге и байройтский театр, построенный специально для исполнения вагнеровских опер, и роскошный замок Нойшванштайн принесли Баварии большие доходы. То есть практическую пользу. Но важно, что ни Вагнер, ни Людвиг Баварский не ставили этот вопрос во главу угла. Они создавали прекрасное, тратя на это все доступные ресурсы. Не для того, чтобы оно потом стало полезным, а просто для того, чтобы это было.
Но в наше время байройтский театр стал экспериментальной площадкой для самовыражения режиссёров, которые ставят оперы Вагнера не так, как он предписывал, а осовремененно. При жизни сам Вагнер крайне негативно относился к вольностям в интерпретации его сюжетов, да и сами осовремененные постановки редко бывают талантливыми, недаром есть даже словечко «режопера» для обозначения бездарного самовыражения эпатажных режиссёров, дорвавшихся до оперной сцены.
Ну а Гитлер, вдохновлённый Вагнером на развязывание кровавой бойни, — очередное общее место. Вагнер, который своим искусством хотел сделать мир лучше, точно так же попал в мельничные жернова стяжательства, и его произведения стали служить практической пользе для импресарио-скандалистов или амбициозного фюрера.
Окончание войны, которую развязали вдохновлённые Вагнером нацисты, сопровождалось появлением нового учения, призванного, по задумке автора, спасти мир — айкидо. Парадоксальное боевое искусство, отрицающее агрессию. Важна не его прикладная эффективность, а то, что по словам основателя, это — лекарство для больного мира. То есть вид деятельности, занимаясь которым, можно сделать себя лучше, избавиться от, выражаясь языком апостола Павла, искривления человеческой природы.
И что мы видим в результате? Кто-то критикует айкидо за низкую прикладную эффективность, видя практическую пользу боевого искусства в применении его на улице или в соревновательных боях. Не найдя в айкидо этого воплощения практической пользы, искривлённая человеческая природа стала искать её в так называемом бакланстве. Недобросовестные мастера стали позиционировать айкидо как самое смертельное искусство, избегая проверки реальностью, чтобы привлечь людей в свою организацию, чтобы получать деньги за тренировки и экзамены на степени, теша свою алчность и тщеславие. По задумке основателя, запрет на соревнования по айкидо должен был избавить его от тщеславия, но на практике получилось наоборот. Айкидоки меряются поясами, крутостью своих сэнсеев. В российской айки-среде притчей во языцех стало поведение камчатских мастеров Ёсинкан айкидо. При очевидно неплохом техническом уровне в айкидо, эти люди не способны за поясами увидеть личность.
Свинья (в данном случае — грех человеческий) везде грязь найдёт. Не случайно одно из моих любимых мест в Библии — это слова апостола Павла «но грех, взяв повод от заповеди, произвёл во мне всякое пожелание». Даже такая вещь, как заповедь, направленная на увеличение нравственности, становится источником идей, как можно нагрешить. После этого гонка за практической пользой как модус искривления уничтожила христианство, гуманистический проект Вагнера и айкидо. Форма есть, но вместо любви к ближнему христиане ходят в церковь совершать ритуал, вместо свободного творчества человека, которого технологии избавили от рутины, вагнерианцы принесли Холокост и режоперу, вместо духа единения и сотрудничества айкидо стало плацдармом тщеславия и алчности. А всё потому, что эти течения были вписаны в дискурс практической пользы, хотя изначально ему противостояли.
Если мне задают вопрос «какая практическая польза от…» — говорить с таким человеком не о чем. Вот вопрос «есть ли практическая польза от…» — вполне правомерный. Он допускает, что есть вещи, от которых нет практической пользы и не должно быть. Конечно, для прекрасного нужен хозяйственный базис, и в рамках него необходим прагматизм. Но жизнь без прекрасного пуста и ничтожна, и к нему нельзя подходить с хозяйственными критериями. Искать практическую пользу в христианстве — значит вымаливать у Бога в православном храме дешёвый кафель. Искать практическую пользу в занятиях оперным искусством — значит скатиться в формат модного мюзикла, который легче продать. Искать практическую пользу в айкидо — значит пополнять ряды фуфлоданов, умеющих только стричь бабло с учеников, которые повелись на разговоры о смертельности айкидо.
Если вы ходите в церковь — делайте это с любовью к Богу и к ближнему, а не формально. Если вы любите музыку Вагнера — постарайтесь учиться у героев его опер светлому и доброму, а не тому, чему научился Гитлер. Если вы занимаетесь айкидо — относитесь к нему максимально серьёзно, ваши техники должны безупречно работать, даже если они слишком сложны для применения на улице или соревнованиях.
Для счастья достаточно Библии, коллекции дисков Вагнера и додзё айкидо в пределах доступности, вовсе не обязательно ездить на Порше, одеваться по последней моде и засорять окружающую среду продуктами своего неумеренного потребления.
Источник
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
Источник
Многие учёные хотели бы считать, что они никак не связаны с политикой. На самом деле, процесс рассмотрения грантовых заявок напрямую связан с политикой. Задача комиссии — оценить, какой из предложенных проектов принесёт наибольшую пользу обществу. Часто принять решение не так просто, но, к счастью, есть набор критериев, которыми можно (и нужно) руководствоваться.
В романе Даниила Гранина «Иду на грозу» речь идёт о жизни учёных из лаборатории физики электрического поля. Несмотря на то, что книга была написана полвека назад, её сюжет удивительно современный: в ней наука и псевдонаука соревнуются за грант на исследование. Один из протагонистов, физик и директор НИИ, Данкевич, занимается изучением грозы, и занимается тщательно, с «толком и расстановкой». Но в какой-то момент его эксперименты затягиваются и дают только отрицательные результаты. В это время карьерист академик Денисов выступает с планом исследований, которые, якобы, быстро позволят контролировать грозу и тем самым повысить урожаи. Два деятеля науки предстают перед судом комиссии. Кто-то из публики спрашивает Данкевича:
— Вот академик Денисов предлагает показать значимые для народного хозяйства результаты в кратчайшее время. Помимо теоретизирования, какие результаты Вы можете предложить?
— Только негативные результаты, но они тоже важны для науки.
— Но скажите, когда же вы достигнете хоть каких-то положительных результатов? У нас, в конце концов, плановое хозяйство, мы не можем позволить пускать на ветер народные деньги!
— Науку нельзя торопить, в исследованиях исход невозможно предсказать заранее.
После обсуждения деньги получает карьерист, который «спускает» их на разные «конференции и делегации», а институт Данкевича вынужден искать другие средства финансирования. Часть людей уходит. «Настоящая наука» терпит поражение. Мораль книги такова: наука — это что-то заоблачное, недоступное простым смертным, поэтому народ должен восторгаться учёными, а если вопросы науки будут решаться голосованием — то никакого прока не будет.
Кадр из фильма по роману Гранина «Иду на грозу».
Кадр из фильма по роману Гранина «Иду на грозу».
Однако вопреки этой морали, наукой на условном «Западе» руководит именно принцип голосования и практической пользы. Разница между утрированной ситуацией из фильма и действительными процессами заключается в том, что в реальной жизни члены комиссии обычно понимают, что для многих важных исследований однозначно сказать, что «мы сейчас изобретём колесо, с помощью него построим телеги, на телегах будет можно возить товары, это ускорит торговый цикл в три раза» — практически невозможно. Настоящую практическую значимость определить трудно, для этого требуется выработать тонкое и адаптируемое определение пользы. К счастью, научное сообщество уже предложило несколько методик.
Но зачем вообще простому читателю знать, как распределяются грантовые фонды? Дело в том, что на науку государства выделяют деньги налогоплательщиков, и хотят, чтобы наука помогала людям жить лучше. Деньги, которые вычитают из зарплаты, — это уже дело «шкурное», можно и поинтересоваться: «Куда ушли мои деньги? В чём от них польза?».
Откуда пошло требование практической пользы?
Раньше предполагали, что любой научный прогресс — это по умолчанию хорошо. Мнение постепенно менялось — за 20 век университетов стало больше, и все они нуждались в государственном финансировании. Национальный бюджет — не резиновый, поэтому появилась потребность выбирать, на какие исследования (и каким университетам) давать деньги. Например, если у нас аграрная экономика, имеет смысл вложить деньги в «укрощение грозы», чтобы повысить урожаи. Если на дворе война, нужно разрабатывать лучшие танки. Если мы живём во времена постиндустриальной экономики, стоит работать с информационными технологиями. При этом, в идеальном мире, если государство получает выгоду от определённых исследований, то и граждане будут тоже в выигрыше — потому что на исследования тратятся «народные деньги» и надо как-то перед народом отчитываться.
Интересно, что раньше практическую пользу часто определяли по наитию (или, как в фильме, простым голосованием). Формализованное понятие практической пользы — сравнительно недавнее изобретение. Например, в Британии до 1993-го года требование практической пользы не было определено, и писали просто: «исследование принесёт всеобщую пользу» (general good) или «общественную выгоду» (social benefit). В 1993-м году изменилась политика, изменилась риторика и все стали требовать от науки «прямого влияния» (direct impact). Довольно естественным выглядит то, что этому предшествовала экономическая рецессия в стране, рост инфляции и безработицы. В таких ситуациях надо решать, как потратить деньги лучшим образом.
В России, как предполагает Михаил Соколов, историк науки, графа «практическая значимость» появилась в качестве требования к содержанию и кристаллизовалась в отдельном параграфе в 1930-х, когда защиты диссертаций были восстановлены после отмены их в 1918 (декрет от 1 октября 1918 года упразднил учёные степени и звания, они вернулись только в 1934 году). Здесь тоже можно отследить причины — идеология делала большой акцент на народном хозяйстве, следовательно, всё должно было работать на его благо. Сейчас графа «практическая значимость» в магистерских работах в России выглядит как оммаж старой доброй советской науке, но этот раздел не всегда был идиотским формализмом — раньше в нем действительно был смысл.
Какие существуют критерии практической пользы?
У многих государств есть свои системы оценки качества научных проектов и распределения грантовых фондов. В Британии, например, это Система отличия в исследованиях (Research Excellence Framework, принята в 2014-м году). До этого там была другая система, но в процедуре распределения грантов были недостатки, которые породили много ненаучных стимулов для университетской работы, поэтому решили систему заменить. Голландия использует Стандартные протоколы оценки исследований (Standard Evaluation Protocols), которые меняются каждые шесть лет (сейчас действуют SEP 2015-2021).
Эти и другие системы оценки основаны на определённых критериях качества, среди которых, например, SIAMPI (Social Impact Assessment Methods — Методы оценки социального влияния) или REPP (Research Embedment and Performance Profile, Профиль практической применимости и производительности). Эти критерии стараются измерить пользу по многим направлениям (и потенциально их — бесконечное количество). Например, это экономическая ценность результатов исследования — как исследование способствует развитию национальной экономики. Или другой критерий — возможность воплощения теоретических разработок на практике. Эти два критерия взаимосвязаны: если мы придумали суперкрутую технологию, но нет производственной базы для её реализации — экономическая ценность будет близка к нулю. Есть ещё экологическая ценность (мы ценим нашу планету и хотим, чтобы она сохраняла свойства, благодаря которым человечество до сих пор здесь существует). Или социальная ценность (влияние на социальную среду) — насколько исследование способствует распространению и принятию гуманитарных ценностей; культурная ценность — что исследование прибавляет к культурному багажу страны. Для оценщиков каждая такая ценность существует в рамках одного национального государства: польза национальной экологии, национальной культуре, национальной экономике.
Допустим, мы определили, какие у нас критерии оценки исследований. А как они соотносятся между собой? Как быть, если десять очков по одному критерию коррелируют с минус десятью по-другому? Или если надо выбрать между равными баллами по разным шкалам? Ответ — решать в соответствии со здравым смыслом. В худшем случае — выбирать наугад. Проиллюстрирую. Давайте посмотрим на проекты медицинских исследований, побудем в роли жюри. Есть два проекта, и оба — блестяще написаны, и ни к чему не придраться. Задача одного — найти лекарство от одной очень редкой детской болезни, а задача другого — работать с более распространённым диагнозом. Что выбрать? Кажется, что больше практической пользы принесёт последнее исследование. Но если каждый институт будет руководствоваться таким принципом — работа с детской болезнью никогда не будет совершена, и это не очень хорошо. Другой пример противоречия: работа может привести к выводам, что неэкологичное производство нужно срочно закрыть, иначе через пятьдесят лет у людей, живущих вокруг завода, вырастут рога и копыта. В краткосрочной перспективе — закрывать предприятие экономически невыгодно, но через пятьдесят лет людям станет плохо, они не смогут работать, и это тоже будет разрушительно для экономики.
Часто бывает так, что долгосрочную практическую значимость бывает сложно выявить. Например, никто никогда не думал, что исследование апоптоза (процесса самоуничтожения клеток) может иметь какую-то ценность, думали, что это вопрос только теоретической медицины. Сейчас же мы можем искать лекарства от старения и от рака, которые будут работать по каналу апоптоза. То есть, перестав финансировать направления науки, о долгосрочной пользе которых мы ничего не знаем, мы рискуем затормозить прогресс.
Так выглядит оценка исследования в рамках профиля практической применимости и производительности. По краям — различные параметры пользы.
Как оценить практическую пользу, если исследование ещё не началось?
Более-менее понятно, как измерять практическую значимость исследования после того, как оно было проведено. Однако гораздо менее понятно, как оценить пользу от исследования, когда есть только его проект. Тем не менее, надо как-то решать, кому давать деньги, а кому не давать.
Существует два способа (которые часто дополняют друг друга) — «кейс-стади» (case study) и экспертная оценка (peer review). Первый — это когда мы берём уже завершённые успешные научные проекты и измеряем, насколько методы, использованные там, соответствуют нашему подходу. А именно, мы смотрим на дизайн проекта — какие люди там были задействованы, из каких областей, как они взаимодействовали друг с другом. Такой подход хорош в случае, когда рассмотреть потенциальную значимость слишком сложно, это потребует времени и ресурсов, которыми мы не располагаем. Пример использования метода «кейс-стади» следующий: многие исследования, от которых была реальная практическая польза, имели широкую сеть вовлечённых лиц — устраивались конференции, панельные дискуссии, работа с представителями индустрии и т. д. Можно сделать вывод, что такая коллаборация является одним из гарантов успешности исследования. Многие комиссии так и считают, поэтому некоторые учёные стремятся устроить больше конференций и открытых столов — чтобы показать, что «у нас тут коллаборация, значит, мы принесём практическую пользу, значит надо продлить финансирование». К сожалению, все проекты разные, и часто бывает, что случайность или стечение обстоятельств сделали проект успешным, так что сравнение — это достаточно плохой индикатор «полезности». Другой подход — когда комиссия рассматривает исследование на соответствие различным критериям полезности. То есть, назначаются лица, которые пишут отчёты по проекту, пытаются выявить недостатки и достоинства. На каждый проект выделяется по нескольку рецензентов, и каждый рецензент пишет отзыв на несколько проектов. Это подразумевает, что для 50-ти проектов, претендующих на грант, нужно нанять 25 «оценщиков», каждый из которых должен написать по 10 отзывов, чтобы на каждый проект получилось по пять отзывов. Получается довольно затратно, зато качественно.
Что в итоге?
Академик Данкевич, добросовестный учёный из романа Даниила Гранина, пришёл бы в ужас, увидев сегодняшние университеты: вопросы сейчас принято решать голосованием, а в науке царит плановое хозяйство (см., например, проект Horizon 2020 — семилетний проект Еврокомиссии по развитию европейской науки — или шестилетнюю шведскую программу развития науки, о которой я писала ранее). Я думаю, некоторые читатели тоже не в восторге от того, что науку поставили в такие жёсткие рамки — потому что в таких условиях ей приходится быть неразрывно связанной с политикой, отвечать на нужды государств (хотя многие учёные хотели бы думать, что их труд ничего общего с политикой не имеет). Мы видим это на практике — адронный коллайдер случился в Швейцарии, а не в Техасе, из-за разницы в национальной политике «практической значимости».
Можно даже спросить, хорошо это или плохо, что наука подчиняется политике. Однако такой вопрос будет оторван от действительности. Стоит лучше задаться вопросом, можем ли мы сейчас сделать науку более автономной, и если можем, то как? И какими будут последствия? Академическое сообщество, безусловно, находится в жёстких условиях, которые нужно будет через какое-то время менять. И чтобы достичь изменений в лучшую сторону, нужно будет ответить на поставленные вопросы.
Источник