Не служит то есть в том пользы не находит

Не служит то есть в том пользы не находит thumbnail

Чацкий, Фамусов, Скалозуб.

Фамусов

Сергей Сергеич, к нам сюда-с.

Прошу покорно, здесь теплее;

Прозябли вы, согреем вас;

Отдушничек отвернем поскорее.

Скалозуб

(густым басом)

Зачем же лазить, например,

Самим!… Мне совестно, как честный офицер.

Фамусов

Неужто для друзей не делать мне ни шагу,

Сергей Сергеич дорогой!

Кладите шляпу, сденьте шпагу;

Вот вам софа, раскиньтесь на покой.

Скалозуб

Куда прикажете, лишь только бы усесться.

(Садятся все трое. Чацкий поодаль.)

Фамусов

Ах! батюшка, сказать, чтоб не забыть:

Позвольте нам своими счесться,

Хоть дальними, — наследства не делить;

Не знали вы, а я подавно,

Спасибо научил двоюродный ваш брат,

Как вам доводится Настасья Николавна?

Скалозуб

Не знаю-с, виноват;

Мы с нею вместе не служили.

Фамусов

Сергей Сергеич, это вы ли!

Нет! я перед родней, где встретится, ползком;

Сыщу ее на дне морском.

При мне служащие чужие очень редки;

Все больше сестрины, свояченицы детки;

Один Молчалин мне не свой,

И то затем, что деловой.

Как станешь представлять к крестишку ли,

к местечку,

Ну как не порадеть родному человечку!..

Однако братец ваш мне друг и говорил,

Что вами выгод тьму по службе получил.

Скалозуб

В тринадцатом году мы отличались с братом

В тридцатом егерском, а после в сорок пятом.

Фамусов

Да, счастье у кого есть эдакий сынок;

Имеет, кажется, в петличке орденок?

Скалозуб

За третье августа; засели мы в траншею:

Ему дан с бантом, мне на шею.

Фамусов

Любезный человек, и посмотреть — так хват;

Прекрасный человек двоюродный ваш брат.

Скалозуб

Но крепко набрался каких-то новых правил.

Чин следовал ему: он службу вдруг оставил,

В деревне книги стал читать.

Фамусов

Вот молодость!.. читать!.. а после — хвать!..

Вы повели себя исправно,

Давно полковники, а служите недавно.

Скалозуб

Довольно счастлив я в товарищах моих,

Вакансии как раз открыты:

То старших выключат иных,

Другие, смотришь, перебиты.

Фамусов

Да, чем кого господь поищет, вознесет!

Скалозуб

Бывает, моего счастливее везет,

У нас в пятнадцатой дивизии, не дале,

Об нашем хоть сказать бригадном генерале.

Фамусов

Помилуйте, а вам чего недостает?

Скалозуб

Не жалуюсь, не обходили,

Однако за полком два года поводили.

Фамусов

В погонь ли за полком?

Зато, конечно, в чем другом

За вами далеко тянуться.

Скалозуб

Нет-с, ста́рее меня по корпусу найдутся,

Я с восемьсот девятого служу;

Да, чтоб чины добыть, есть многие каналы;

Об них как истинный философ я сужу;

Мне только бы досталось в генералы.

Фамусов

И славно судите, дай бог здоровье вам

И генеральский чин; а там

Зачем откладывать бы дальше,

Речь завести об генеральше?

Скалозуб

Жениться? Я ничуть не прочь.

Фамусов

Что ж? у кого сестра, племянница есть, дочь;

В Москве ведь нет невестам перевода;

Чего? плодятся год от года;

А батюшка, признайтесь, что едва

Где сыщется столица, как Москва.

Скалозуб

Дистанции огромного размера.

Фамусов

Вкус, батюшка, отменная манера;

На все свои законы есть:

Вот, например, у нас уж исстари ведется,

Что по отцу и сыну честь;

Будь плохинький, да если наберется

Душ тысячки две родовых—

Тот и жених.

Другой хоть прытче будь, надутый всяким

чванством,

Пускай себе разумником слыви,

А в се́мью не включат. На нас не подиви.

Ведь только здесь еще и дорожат дворянством.

Да это ли одно? возьмите вы хлеб-соль:

Кто хочет к нам пожаловать, — изволь;

Дверь отперта для званных и незванных,

Особенно из иностранных;

Хоть честный человек, хоть нет,

Для нас равнехонько, про всех готов обед.

Возьмите вы от головы до пяток,

На всех московских есть особый отпечаток.

Извольте посмотреть на нашу молодежь,

На юношей — сынков и вну́чат,

Журим мы их, а если разберешь,—

В пятнадцать лет учителей научат!

А наши старички?? — Как их возьмет задор,

Засудят об делах, что слово — приговор,—

Ведь столбовые всё, в ус никого не дуют;

И об правительстве иной раз так толкуют,

Что если б кто подслушал их… беда!

Не то, чтоб новизны вводили, — никогда,

Спаси нас боже! Нет. А придерутся

К тому, к сему, а чаще ни к чему,

Поспорят, пошумят, и… разойдутся.

Прямые канцлеры в отставке — по уму!

Я вам скажу, знать время не приспело,

Но что без них не обойдется дело.—

А дамы? — сунься кто, попробуй, овладей;

>

Судьи́ всему, везде, над ними нет судей;

За картами когда восстанут общим бунтом,

Дай бог терпение, ведь сам я был женат.

Скомандовать велите перед фрунтом!

Присутствовать пошлите их в Сенат!

Ирина Власьевна! Лукерья Алексевна!

Татьяна Юрьевна! Пульхерия Андревна!

А дочек кто видал, всяк голову повесь,

Его величество король был прусский здесь;

Дивился не путем московским от девицам,

Их благонравью, а не лицам,

И точно, можно ли воспитаннее быть!

Умеют же себя принарядить

Тафтицей, бархатцем и дымкой,

Словечка в простоте не скажут, всё с ужимкой;

Французские романсы вам поют

И верхние выводят нотки,

К военным людям так и льнут,

А потому, что патриотки.

Решительно скажу: едва

Другая сыщется столица как Москва.

Скалозуб

По моему сужденью,

Пожар способствовал ей много к украшенью.

Фамусов

Не поминайте нам, уж мало ли крехтят:

С тех пор дороги, тротуары,

Дома и все на новый лад.

Чацкий

Дома новы́, но предрассудки стары.

Порадуйтесь, не истребят

Ни годы их, ни моды, ни пожары.

Фамусов

(Чацкому)

Эй, завяжи на память узелок;

Просил я помолчать, не велика услуга.

(Скалозубу)

Позвольте, батюшка. Вот-с — Чацкого, мне друга,

Андрея Ильича покойного сынок:

Не служит, то есть в том он пользы не находит,

Но захоти — так был бы деловой,

Жаль, очень жаль, он малый с головой;

И славно пишет, переводит.

Нельзя не пожалеть, что с эдаким умом…

Чацкий

Нельзя ли пожалеть об ком-нибудь другом?

И похвалы мне ваши досаждают.

Фамусов

Не я один, все также осуждают.

Чацкий

[— начало монолога Чацкого —]

А судьи кто? — За древностию лет

К свободной жизни их вражда непримирима,

Сужденья черпают из забытых газет

Времен Очаковских и покоренья Крыма;

Всегда готовые к журьбе,

Поют всё песнь одну и ту же,

Не замечая об себе:

Что старее, то хуже.

Где? укажите нам, отечества отцы,

Которых мы должны принять за образцы?

Не эти ли, грабительством богаты?

Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,

Великолепные соорудя палаты,

Где разливаются в пирах и мотовстве,

И где не воскресят клиенты-иностранцы

Прошедшего житья подлейшие черты.

Да и кому в Москве не зажимали рты

Обеды, ужины и танцы?

Не тот ли, вы к кому меня еще с пелен,

Для замыслов каких-то непонятных,

Дитёй возили на поклон?

Тот Нестор негодяев знатных,

Толпою окруженный слуг;

Усердствуя, они в часы вина и драки

И честь и жизнь его не раз спасали: вдруг

На них он выменил борзые три собаки!!!

Или вон тот еще, который для затей

На крепостной балет согнал на многих фурах

От матерей, отцов отторженных детей?!

Сам погружен умом в Зефирах и в Амурах,

Заставил всю Москву дивиться их красе!

Но должников не согласил к отсрочке:

Амуры и Зефиры все

Распроданы по одиночке!!

Вот те, которые дожили до седин!

Вот уважать кого должны мы на безлюдьи!

Вот наши строгие ценители и судьи!

Теперь пускай из нас один,

Из молодых людей, найдется — враг исканий,

Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,

В науки он вперит ум, алчущий познаний;

К искусствам творческим, высоким и прекрасным,

Они тотчас: разбой! пожар!

И прослывет у них мечтателем! опасным!!—

Мундир! один мундир! Он в прежнем их быту

Когда-то укрывал, расшитый и красивый,

Их слабодушие, рассудка нищету;

И нам за ними в путь счастливый!

И в женах, дочерях — к мундиру та же страсть!

Я сам к нему давно ль от нежности отрекся?!

Теперь уж в это мне ребячество не впасть;

Но кто б тогда за всеми не повлекся?

Когда из гвардии, иные от двора

Сюда на время приезжали,—

Кричали женщины: ура!

И в воздух чепчики бросали!

[— конец монолога Чацкого —]

Фамусов

(про себя)

Уж втянет он меня в беду.

(Громко.)

Сергей Сергеич, я пойду,

И буду ждать вас в кабинете.

(Уходит.)

Источник

Скалозуб

По моему сужденью,

Пожар способствовал ей много к украшенью.

Фамусов

Не поминайте нам, уж мало ли крехтят!

С тех пор дороги, тротуары,

Дома и всё на новый лад.

Чацкий

Дома новы́, но предрассудки стары.

Порадуйтесь, не истребят

Ни годы их, ни моды, ни пожары.

Эй, завяжи на память узелок;

Просил я помолчать, не велика услуга.

Позвольте, батюшка. Вот-с — Чацкого, мне друга,

Андрея Ильича покойного сынок:

Не служит, то есть в том он пользы не находит,

Но захоти — так был бы деловой.

Жаль, очень жаль, он малый с головой,

И славно пишет, переводит.

Нельзя не пожалеть, что с эдаким умом…

Чацкий

Нельзя ли пожалеть об ком-нибудь другом?

И похвалы мне ваши досаждают.

Фамусов

Не я один, все также осуждают.

Чацкий

А судьи кто? — За древностию лет

К свободной жизни их вражда непримирима,

Сужденья черпают из забыты́х газет

Времён Очаковских и покоренья Крыма;[18]

Всегда готовые к журьбе,

Поют все песнь одну и ту же,

Не замечая об себе:

Что старее, то хуже.

Где? укажите нам, отечества отцы,

Которых мы должны принять за образцы?

Не эти ли, грабительством богаты?

Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве,

Великолепные соорудя палаты,

Где разливаются в пирах и мотовстве,

И где не воскресят клиенты-иностранцы

Прошедшего житья подлейшие черты.

Да и кому в Москве не зажимали рты

Обеды, ужины и танцы?

Не тот ли, вы к кому меня ещё с пелен,

Для замыслов каких-то непонятных,

Дитей возили на поклон?

Тот Нестор негодяев знатных,[19]

Толпою окружённый слуг;

Усердствуя, они в часы вина и драки

И честь, и жизнь его не раз спасали: вдруг

На них он выменял борзые три собаки!!!

Или вон тот ещё, который для затей

На крепостной балет согнал на многих фурах

От матерей, отцов отторженных детей?!

Сам погружён умом в Зефирах и в Амурах,

Заставил всю Москву дивиться их красе!

Но должников не согласил к отсрочке:

Амуры и Зефиры все

Распроданы поодиночке!!!

Вот те, которые дожили до седин!

Вот уважать кого должны мы на безлюдьи!

Вот наши строгие ценители и судьи!

Теперь пускай из нас один,

Из молодых людей, найдётся — враг исканий,

Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,

В науки он вперит ум, алчущий познаний;

Или в душе его сам бог возбудит жар

К искусствам творческим, высоким и прекрасным, —

Они тотчас: разбой! пожар!

И прослывёт у них мечтателем! опасным!! —

Мундир! один мундир! он в прежнем их быту

Когда-то укрывал, расшитый и красивый,

Их слабодушие, рассудка нищету;

И нам за ними в путь счастливый!

И в жёнах, дочерях — к мундиру та же страсть!

Я сам к нему давно ль от нежности отрёкся?!

Теперь уж в это мне ребячество не впасть;

Но кто б тогда за всеми не повлекся?

Когда из гвардии, иные от двора

Сюда на время приезжали, —

Кричали женщины: ура!

И в воздух чепчики бросали!

Уж втянет он меня в беду.

Сергей Сергеич, я пойду

И буду ждать вас в кабинете.

(Уходит.)

Явление 6

Скалозуб, Чацкий.

Скалозуб

Мне нравится, при этой смете

Искусно как коснулись вы

Предубеждения Москвы

К любимцам, к гвардии, к гвардейским, к гвардионцам;

Их золоту, шитью дивятся, будто солнцам!

А в Первой армии когда отстали? в чём?

Всё так прилажено, и тальи все так узки,

И офицеров вам начтём,

Что даже говорят, иные, по-французски.

Явление 7

Скалозуб, Чацкий, Софья, Лиза.

Ах! боже мой! упал, убился! —

Чацкий

Она мертва со страху!

Скалозуб

Да кто? откудова?

вернуться

18

Времён Очаковских и покоренья Крыма… — Взятие турецкой крепости Очаков и присоединение Крыма к России произошли в 1783 году.

вернуться

19

…Нестор негодяев знатных… — Нестор — имя полководца, упомянутого в «Илиаде» Гомера; в нарицательном смысле — советчик, руководитель.

Источник

Из цикла “Вечно живая комедия”

Что же ещё можно сказать о Фамусове? Мы узнаём, например, о его весьма пренебрежительном отношении к книгам. Это будет подчёркиваться неоднократно. Сначала прозвучит высказывание о дочери:

Ей сна нет от французских книг,
‎ А мне от русских больно спится.

А затем оно выльется в знаменитое

…Уж коли зло пресечь:
‎ Забрать все книги бы, да сжечь.

Он будет враждебно относиться к знаниям, видя в них угрозу существующему порядку: «Вот молодость!.. читать!.. а после хвать!..» – и, конечно же,

Ученье — вот чума, учёность — вот причина,
‎ Что нынче пуще чем когда
Безумных развелось людей, и дел, и мнений.

Иногда его речь нарочито неграмотна:

Я скоро к ним вбежал!
‎ Я помешал! я испужал!
Я, Софья Павловна, расстроен сам, день целый
Нет отдыха, мечусь как словно угорелый, –

хотя в целом говорит он очень выразительно и образно (недаром многие реплики Фамусова стали поговорками). Интересно, что в разговоре с Софьей он будет бранить и учителей, и моды (ставя их на один уровень):

А всё Кузнецкий мост, и вечные французы,
Оттуда моды к нам, и авторы, и музы:
‎ Губители карманов и сердец!
‎ Когда избавит нас Творец
От шляпок их! чепцов! и шпилек! и булавок!
‎ И книжных и бисквитных лавок! ..

…Дались нам эти языки!
Берём же побродяг, и в дом, и по билетам,
Чтоб наших дочерей всему учить, всему —
И танцам! и пенью! и нежностям! и вздохам!
Как будто в жёны их готовим скоморохам.

Но при случае выставит это же достоинством, рассказывая о «московских девицах»:

‎ Умеют же себя принарядить
‎ Тафтицей, бархатцем и дымкой,
Словечка в простоте не скажут, всё с ужимкой;
‎ Французские романсы вам поют
‎ И верхние выводят нотки…

А есть ли в нём что-нибудь положительное? По-моему, да. Вспомним:

‎… вот-с Чацкого, мне друга,
Андрея Ильича покойного сынок:
Не служит, то есть в том он пользы не находит,
‎ Но захоти: так был бы деловой.

Что важно в этом представлении? Во-первых, несмотря на уже достаточно определённо наметившийся конфликт с Чацким, Павел Афанасьевич не просто представляет его, но даже будто рекомендует, указывая на его лучшие качества. Во-вторых, вспомним, что сын покойного друга (о матери Чацкого Фамусов обмолвится, что она «с ума сходила восемь раз», но остаётся загадкой и то, что он, собственно, имел в виду, и то, когда она умерла, – «покойница» она ко времени действия комедии) воспитывался в доме Фамусова, вместе с Софьей, о чём скажет она сама:

Да, с Чацким, правда, мы воспитаны, росли;
Привычка вместе быть день каждый неразлучно
Связала детскою нас дружбой…

Как жилось ему в доме Фамусова? Судя по всему, очень даже неплохо. Ведь сам он будет вспоминать прошедшие годы явно с удовольствием:

Где время то? где возраст тот невинный,
‎ Когда, бывало, в вечер длинный
Мы с вами явимся, исчезнем тут и там;
Играем и шумим по стульям и столам.
Или ваш батюшка с мадамой, за пикетом;
Мы в тёмном уголке, и кажется, что в этом!
Вы помните? Вздрогнём, чуть скрипнет столик, дверь…

Конечно, воспитывали мальчика по всем правилам и обычаям того времени: и Хлёстова его «за уши дирала», и к «Нестору негодяев знатных» на поклон возили, очевидно, надеясь на будущую протекцию, и немцев-учителей нанимали:

Наш ментор, помните колпак его, халат,
Перст указательный, все признаки ученья
Как наши робкие тревожили умы,
‎ Как с ранних пор привыкли верить мы,
‎ Что нам без немцев нет спасенья! —

Наверное, не удивительно, что со временем юный Александр начал тяготиться и «съехал», редко посещая дом, где вырос, но всё же вновь стал его частым гостем, влюбившись в подрастающую Софью.

Во всяком случае, хотя чуть позднее Фамусов и вспомнит с неудовольствием, что «этот франт-приятель, отъявлен мотом, сорванцом», примет он его очень радушно:

Ну выкинул ты штуку!
‎ Три года не писал двух слов!
И грянул вдруг как с облаков.

‎ Здорово, друг, здорово, брат, здорово!
‎ Рассказывай, чай у тебя готово
‎ Собранье важное вестей?
‎ Садись-ка, объяви скорей!

Многие пишут, что на радушие Фамусова Чацкий отвечает грубостью. Помилуйте, где вы это увидели? Он ничего не говорит – а всегда ли говорят? Но есть достаточно чёткая ремарка «обнимаются», которая показывает полное отсутствие церемоний между ними. А затем герой пообещает (и это обещание покажет, что, несмотря на долгое отсутствие, Чацкий остался своим человеком в доме):

Простите; я спешил скорее видеть вас,
Не заезжал домой. Прощайте! через час
Явлюсь, подробности малейшей не забуду,
Вам первым, вы потом рассказывайте всюду.

Кроме того, приехав позднее, он не менее радушно приветствуется хозяином («А! Александр Андреич! Просим, садитесь-ка») и, видимо, проводит здесь весь день. Такие отношения говорят о просто родственной связи между героями и вряд ли могли бы возникнуть, будь Фамусов откровенно дурным человеком. Интересно, как реагирует Фамусов на комплименты Софье:

Скажи, тебе понравилась она?
‎ Обрыскал свет; не хочешь ли жениться?

И весьма показателен дальнейший диалог:

– Пусть я посватаюсь, вы что бы мне сказали?

-‎ Сказал бы я, во-первых: не блажи,
‎ Именьем, брат, не управляй оплошно,
‎ А главное, поди-тка послужи.

Следовательно, хоть и не имеет Чацкий двух тысяч душ, но, живи он по правилам жизни Фамусова, отказа не получил бы.

Относится ли Фамусов к «глупцам», по определению Грибоедова? Если говорить о его интеллектуальном богатстве, то, наверное, да, но в житейском плане – несомненно, нет. Он великолепно умеет устроиться в жизни, как правило, делает верные выводы из всего происходящего. Рассказу Софьи о встревожившем её сне он не поверит практически сразу:

Да, дурен сон, как погляжу;
‎ Тут всё есть, коли нет обмана:
И черти, и любовь, и страхи, и цветы…

Рисунок Т.В.Шишмарёвой

Конечно, в конце комедии Павел Афанасьевич действительно «даст крюку», решив:

Нет! глупость на меня и слепота напала!
Все это заговор, и в заговоре был
Он сам, и гости все. За что я так наказан!..

Однако, думаю, тут практически не было возможности не ошибиться. Кстати, в этой сцене Фамусов покажет себя и как барин-крепостник:

Ты, Филька, ты прямой чурбан,
В швейцары произвел ленивую тетерю…
В работу вас, на поселенье вас:
За грош продать меня готовы.

И, конечно, великолепна его заключительная реплика, делающая финал комедии открытым:

Ах! Боже мой! что станет говорить
Княгиня Марья Алексевна!

А.И.Южин (слева) и К.С.Станиславский в роли Фамусова

Так какой же он – Павел Афанасьевич? Уже много лет спустя П.А.Вяземский писал: «Не всем же людям быть гениями и блестящего ума. В больших обществах большинство, где бы то ни было, состоит из фамусовых в том или другом роде, с теми или другими закалами и оттенками. Да если пошло на то, чем так глуп и безобразен Фамусов? По-видимому, он человек дюжинный, старого покроя, но добряк и не лишен некоторого благоразумия и человеческих сочувствий».

Можно соглашаться или не соглашаться с этим. Но нельзя, по-моему, не признать одного: Фамусов у Грибоедова получился по-настоящему живым человеком.

Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!

Все статьи о “Горе от ума” – здесь

Источник