Почему в стихотворении бодлера плавание поэт сравнивает безмерность мечты с предельностью морей в пользу мечты
Шарль Бодлер. Плавание
«Плавание» в творчестве Бодлера занимает особое место: это последнее и самое большое стихотворение «Цветов зла» становится поэмой в поэме и эпилогом ко всему сборнику. В самом названии стихотворения скрыто обобщение: «плавание» – это путь человека и человечества; пространство «плавания» – весь мир, а время – вся мировая история. В «Плавании»» путешественников привлекает не Итака, в отличие от героев «Одиссеи» Гомера, а Икария – страна-утопия, недостижимая цель; и описание странствий предваряет не возвращение домой, а снова путь куда-то вдаль, последнюю попытку найти волшебную страну – в «неведомой глуби» смерти.
«Плавание» представляет собой явление, несравненно более сложное, чем квалифицированный перевод, учитывающий разницу культурных реалий. Здесь можно говорить о взаимодействии двух великих поэтов. Марина Цветаева как бы вновь создала «Le Voyage», но уже не в сравнительно спокойном XIX в., а в один из самых страшных периодов бурного XX.
Плаванье.
Перевод Марины Цветаевой.
[Максиму Дю Кану]
1
Для отрока, в ночи́ глядящего эстампы,
За каждым валом – даль, за каждой далью – вал,
Как этот мир велик в лучах рабочей лампы!
Ах, в памяти очах – как бесконечно мал!
В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот, под скрежет якорей,
Мы всходим на корабль – и происходит встреча
Безмерности мечты с предельностью морей.
Что нас толкает в путь? Тех – ненависть к отчизне,
Тех – скука очага, ещё иных – в тени
Цирцеиных ресниц оставивших полжизни, –
Надежда отстоять оставшиеся дни.
В Цирцеиных садах дабы не стать скотами,
Плывут, плывут, плывут в оцепененьи чувств,
Пока ожоги льдов и солнц отвесных пламя
Не вытравят следов волшебницыных уст.
Но истые пловцы – те, что плывут без цели:
Плывущие – чтоб плыть! Глотатели широт,
Что каждую зарю справляют новоселье
И даже в смертный час ещё твердят: вперёд!
На облако взгляни: вот облик их желаний!
Как отроку – любовь, как рекруту – картечь,
Так край желанен им, которому названья
Доселе не нашла ещё людская речь.
2
О, ужас! Мы шарам катящимся подобны,
Крутящимся волчкам! И в снах ночной поры
Нас Лихорадка бьёт – как тот Архангел злобный,
Невидимым мечом стегающий миры.
О, странная игра с подвижною мишенью!
Не будучи нигде, цель может быть – везде!
Игра, где человек охотится за тенью,
За призраком ладьи на призрачной воде…
Душа наша – корабль, идущий в Эльдорадо.
В блаженную страну ведёт – какой пролив?
Вдруг, среди гор и бездн и гидр морского ада –
Крик вахтенного: – Рай! Любовь! Блаженство! – Риф.
Малейший островок, завиденный дозорным,
Нам чудится землёй с плодами янтаря,
Лазоревой водой и с изумрудным дёрном.
Базальтовый утёс являет нам заря.
О, жалкий сумасброд, всегда кричащий: берег!
Скормить его зыбям, иль в цепи заковать, –
Безвинного лгуна, выдумщика Америк,
От вымысла чьего ещё серее гладь.
Так старый пешеход, ночующий в канаве,
Вперяется в Мечту всей силою зрачка.
Достаточно ему, чтоб Рай увидеть въяве,
Мигающей свечи на вышке чердака.
3
Чудесные пловцы! Что за повествованья
Встают из ваших глаз – бездоннее морей!
Явите нам, раскрыв ларцы воспоминаний,
Сокровища, каких не видывал Нерей.
Умчите нас вперёд – без паруса и пара!
Явите нам (на льне натянутых холстин
Так некогда рука очам являла чару)
Видения свои, обрамленные в синь.
Что видели вы, что?
4
– Созвездия. И зыби,
И жёлтые пески, нас жгущие поднесь,
Но, несмотря на бурь удары, рифов глыбы, –
Ах, нечего скрывать! – скучали мы, как здесь.
Лиловые моря в венце вечерней славы,
Морские города в тиаре из лучей
Рождали в нас тоску, надёжнее отравы,
Как воин опочить на поле славы – сей.
Стройнейшие мосты, славнейшие строенья,
Увы, хотя бы раз сравнили с градом – тем,
Что из небесных туч возводит Случай-Гений…
И тупились глаза, узревшие Эдем.
От сладостей земных – Мечта ещё жесточе!
Мечта, извечный дуб, питаемый землёй!
Чем выше ты растёшь, тем ты страстнее хочешь
Достигнуть до небес с их солнцем и луной.
Докуда дорастёшь, о древо – кипариса
Живучее?..
Для вас мы привезли с морей
Вот этот фас дворца, вот этот профиль мыса
Всем вам, которым вещь чем дальше – тем милей!
Приветствовали мы кумиров с хоботами,
С порфировых столпов взирающих на мир,
Резьбы такой – дворцы, такого взлёту – камень,
Что от одной мечты – банкротом бы – банкир…
Надёжнее вина пьянящие наряды,
Жён, выкрашенных в хну – до ноготка ноги,
И бронзовых мужей в зелёных кольцах гада…
5
– И что, и что – ещё?
6
– О, детские мозги!..
Но чтобы не забыть итога наших странствий:
От пальмовой лозы до ледяного мха,
Везде – везде – везде – на всём земном пространстве
Мы видели всё ту ж комедию греха:
Её, рабу одра, с ребячливостью самки
Встающую пятой на мыслящие лбы,
Его, раба рабы: что в хижине, что в замке
Наследственном – всегда – везде – раба рабы!
Мучителя в цветах и мученика в ранах,
Обжорство на крови и пляску на костях,
Безропотностью толп разнузданных тиранов, –
Владык, несущих страх, рабов, метущих прах.
С десяток или два – единственных религий,
Все сплошь ведущих в рай – и сплошь вводящих в грех!
Подвижничество, та́к носящее вериги,
Как сибаритство – шёлк и сладострастье – мех.
Болтливый род людской, двухдневными делами
Кичащийся. Борец, осиленный в борьбе,
Бросающий Творцу сквозь преисподни пламя:
– Мой равный! Мой Господь! Проклятие тебе!
И несколько умов, любовников Безумья,
Решивших сократить докучный жизни день
И в опия морей нырнувших без раздумья, –
Вот Матери-Земли извечный бюллетень!
7
Бесплодна и горька наука дальних странствий:
Сегодня, как вчера, до гробовой доски –
Всё наше же лицо встречает нас в пространстве:
Оазис ужаса в песчаности тоски.
Бежать? Пребыть? Беги! Приковывает бремя –
Сиди. Один, как крот, сидит, другой бежит,
Чтоб только обмануть лихого старца – Время.
Есть племя бегунов. Оно – как Вечный Жид].
И как апостолы, по всем морям и сушам
Проносится. Убить зовущееся днём –
Ни парус им не скор, ни пар. Иные души
И в четырёх стенах справляются с врагом.
В тот миг, когда злодей настигнет нас – вся вера
Вернётся нам, и вновь воскликнем мы: – вперёд!
Как на заре веков мы отплывали в Перу,
Авророю лица приветствую восход.
Чернильною водой – морями глаже лака –
Мы весело пойдём между подземных скал.
О, эти голоса, так вкрадчиво из мрака
Взывающие: – К нам! – О, каждый, кто взалкал
Лотосова плода! Сюда! В любую пору
Здесь собирают плод и отжимают сок.
Сюда, где круглый год – день лотосова сбора,
Где лотосову сну вовек не минет срок.
О, вкрадчивая речь! Нездешней лести нектар!
К нам руки тянет друг – чрез чёрный водоём.
– Чтоб сердце освежить – плыви к своей Электре!
Нам некая поёт – нас жегшая огнём.
8
Смерть! Старый капитан! В дорогу! Ставь ветрило!
Нам скучен этот край! О, Смерть, скорее в путь!
Пусть небо и вода – куда черней чернила,
Знай, тысячами солнц сияет наша грудь!
Обманутым пловцам раскрой свои глубины!
Мы жаждем, обозрев под солнцем всё, что есть,
На дно твоё нырнуть – Ад или Рай – едино! –
В неведомого глубь – чтоб новое обресть!
Шарль Бодлер, 1859 Марина Цветаева, перевод, 1940
Hilda Ivlieva
Высокая цель переводчика, считала Цветаева, — проникнуться духом текста оригинала, постараться сохранить его в переводе, максимально используя поэтический талант, передать красоту поэтической формы шедевра.
«Я перевожу по слуху — и по духу (вещи). Это больше, чем «смысл»»
Марина Ивановна писала дочери в лагерь: «Мой лучший перевод – «Плавание» Бодлера, потому что подлинник – лучший».
1
Для отрока, в ночи́ глядящего эстампы,
За каждым валом – даль, за каждой далью – вал,
Как этот мир велик в лучах рабочей лампы!
Ах, в памяти очах – как бесконечно мал!
В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот, под скрежет якорей,
Мы всходим на корабль – и происходит встреча
Безмерности мечты с предельностью морей.
Что нас толкает в путь? Тех – ненависть к отчизне,
Тех – скука очага, ещё иных – в тени
Цирцеиных ресниц[3] оставивших полжизни, –
Надежда отстоять оставшиеся дни.
В Цирцеиных садах дабы не стать скотами,
Плывут, плывут, плывут в оцепененьи чувств,
Пока ожоги льдов и солнц отвесных пламя
Не вытравят следов волшебницыных уст.
Но истые пловцы – те, что плывут без цели:
Плывущие – чтоб плыть! Глотатели широт,
Что каждую зарю справляют новоселье
И даже в смертный час ещё твердят: вперёд!
На облако взгляни: вот облик их желаний!
Как отроку – любовь, как рекруту – картечь,
Так край желанен им, которому названья
Доселе не нашла ещё людская речь.
2
О, ужас! Мы шарам катящимся подобны,
Крутящимся волчкам! И в снах ночной поры
Нас Лихорадка бьёт – как тот Архангел злобный,
Невидимым мечом стегающий миры.
О, странная игра с подвижною мишенью!
Не будучи нигде, цель может быть – везде!
Игра, где человек охотится за тенью,
За призраком ладьи на призрачной воде…
Душа наша – корабль, идущий в Эльдорадо.
В блаженную страну ведёт – какой пролив?
Вдруг, среди гор и бездн и гидр морского ада –
Крик вахтенного: – Рай! Любовь! Блаженство! – Риф.
Малейший островок, завиденный дозорным,
Нам чудится землёй с плодами янтаря,
Лазоревой водой и с изумрудным дёрном.
Базальтовый утёс являет нам заря.
О, жалкий сумасброд, всегда кричащий: берег!
Скормить его зыбям, иль в цепи заковать, –
Безвинного лгуна, выдумщика Америк,
От вымысла чьего ещё серее гладь.
Так старый пешеход, ночующий в канаве,
Вперяется в Мечту всей силою зрачка.
Достаточно ему, чтоб Рай увидеть въяве,
Мигающей свечи на вышке чердака.
3
Чудесные пловцы! Что за повествованья
Встают из ваших глаз – бездоннее морей!
Явите нам, раскрыв ларцы воспоминаний,
Сокровища, каких не видывал Нерей[4].
Умчите нас вперёд – без паруса и пара!
Явите нам (на льне натянутых холстин
Так некогда рука очам являла чару)
Видения свои, обрамленные в синь.
Что видели вы, что?
4
– Созвездия. И зыби,
И жёлтые пески, нас жгущие поднесь,
Но, несмотря на бурь удары, рифов глыбы, –
Ах, нечего скрывать! – скучали мы, как здесь.
Лиловые моря в венце вечерней славы,
Морские города в тиаре из лучей
Рождали в нас тоску, надёжнее отравы,
Как воин опочить на поле славы – сей.
Стройнейшие мосты, славнейшие строенья,
Увы, хотя бы раз сравнили с градом – тем,
Что из небесных туч возводит Случай-Гений…
И тупились глаза, узревшие Эдем.
От сладостей земных – Мечта ещё жесточе!
Мечта, извечный дуб, питаемый землёй!
Чем выше ты растёшь, тем ты страстнее хочешь
Достигнуть до небес с их солнцем и луной.
Докуда дорастёшь, о древо – кипариса
Живучее?..
Для вас мы привезли с морей
Вот этот фас дворца, вот этот профиль мыса, –[5]
Всем вам, которым вещь чем дальше – тем милей!
Приветствовали мы кумиров с хоботами,
С порфировых столпов взирающих на мир,
Резьбы такой – дворцы, такого взлёту – камень,
Что от одной мечты – банкротом бы – банкир…
Надёжнее вина пьянящие наряды,
Жён, выкрашенных в хну – до ноготка ноги,
И бронзовых мужей в зелёных кольцах гада…
5
– И что, и что – ещё?
6
– О, детские мозги!..
Но чтобы не забыть итога наших странствий:
От пальмовой лозы до ледяного мха,
Везде – везде – везде – на всём земном пространстве
Мы видели всё ту ж комедию греха:
Её, рабу одра, с ребячливостью самки
Встающую пятой на мыслящие лбы,
Его, раба рабы: что в хижине, что в замке
Наследственном – всегда – везде – раба рабы!
Мучителя в цветах и мученика в ранах,
Обжорство на крови и пляску на костях,
Безропотностью толп разнузданных тиранов, –
Владык, несущих страх, рабов, метущих прах.
С десяток или два – единственных религий,
Все сплошь ведущих в рай – и сплошь вводящих в грех!
Подвижничество, та́к носящее вериги,
Как сибаритство – шёлк и сладострастье – мех.
Болтливый род людской, двухдневными делами
Кичащийся. Борец, осиленный в борьбе,
Бросающий Творцу сквозь преисподни пламя:
– Мой равный! Мой Господь! Проклятие тебе!
И несколько умов, любовников Безумья,
Решивших сократить докучный жизни день
И в опия морей нырнувших без раздумья, –
Вот Матери-Земли извечный бюллетень!
7
Бесплодна и горька наука дальних странствий:
Сегодня, как вчера, до гробовой доски –
Всё наше же лицо встречает нас в пространстве:
Оазис ужаса в песчаности тоски.
Бежать? Пребыть? Беги! Приковывает бремя –
Сиди. Один, как крот, сидит, другой бежит,
Чтоб только обмануть лихого старца – Время.
Есть племя бегунов. Оно – как Вечный Жид[6].
И как апостолы, по всем морям и сушам
Проносится. Убить зовущееся днём –
Ни парус им не скор, ни пар. Иные души
И в четырёх стенах справляются с врагом.
В тот миг, когда злодей настигнет нас – вся вера
Вернётся нам, и вновь воскликнем мы: – вперёд!
Как на заре веков мы отплывали в Перу,
Авророю лица приветствую восход.
Чернильною водой – морями глаже лака –
Мы весело пойдём между подземных скал.
О, эти голоса, так вкрадчиво из мрака
Взывающие: – К нам! – О, каждый, кто взалкал
Лотосова плода! Сюда! В любую пору
Здесь собирают плод и отжимают сок.
Сюда, где круглый год – день лотосова сбора,
Где лотосову сну вовек не минет срок.
О, вкрадчивая речь! Нездешней лести нектар!
К нам руки тянет друг – чрез чёрный водоём.
– Чтоб сердце освежить – плыви к своей Электре! –[7]
Нам некая поёт – нас жегшая огнём.
8
Смерть! Старый капитан! В дорогу! Ставь ветрило!
Нам скучен этот край! О, Смерть, скорее в путь!
Пусть небо и вода – куда черней чернила,
Знай, тысячами солнц сияет наша грудь!
Обманутым пловцам раскрой свои глубины!
Мы жаждем, обозрев под солнцем всё, что есть,
На дно твоё нырнуть – Ад или Рай – едино! –
В неведомого глубь – чтоб новое обресть!
1859
Дата создания перевода: 1940 (впервые опубликовано: Бодлер Ш. Лирика. – М.: Художественная литература, 1965. С. 163-169.
)
1. Плавание
– стихотворение написано Бодлером в 1859 году и завершает цикл стихов «Цветы зла». Впервые напечатано в «Ревю франсэз», 1859 год. «Я написал большое стихотворение… такого рода, что что оно должно вызывать судорожную дрожь в природе, а особенно у любителей прогресса».
«Плавание» в творчестве Бодлера занимает особое место: это последнее и самое большое стихотворение «Цветов зла» становится поэмой в поэме и эпилогом ко всему сборнику. В самом названии стихотворения скрыто обобщение: «плавание» – это путь человека и человечества; пространство «плавания» – весь мир, а время – вся мировая история. В «Плавании»» путешественников привлекает не Итака, в отличие от героев «Одиссеи» Гомера, а Икария – страна-утопия, недостижимая цель; и описание странствий предваряет не возвращение домой, а снова путь куда-то вдаль, последнюю попытку найти волшебную страну – в «неведомой глуби» смерти.
Для романтики всегда характерно стремление в неопределённое «туда» («dahin», «far away» – ключевые слова немецкого и английского романтизма). Но «пловцы» у Бодлера – уже не те романтические герои, в начале XIX века радостно устремлявшиеся в погоню за мечтой. Несмотря на множество синонимов земного рая – «Икария», «Эльдорадо», «Эдем», – в стихотворении, цель становится всё призрачнее. Неясно, плывут ли странники в обетованную землю или только блуждают в собственных фантазиях, переходя от одной иллюзии к другой? И что ими движет – вера или сомнение, «идея-страсть» или игра?
М.И.Белкина в книге о последних двух годах жизни Цветаевой пишет: «…уже с декабря 1939 года переводы для нее становятся хлебом насущным — это единственный источник существования. Выбирать не приходится, она переводит подряд все, что ей предлагают, не зная языка, по тупым, безграмотным подстрочникам, стихи зачастую несуществующих поэтов, которые внушают ей свою бездарность». […]
Но уж если «выпадал» Бодлер – да еще главный шедевр «Цветов зла», «Плавание», – то Цветаева делает 12 вариантов, добиваясь того единственного, который нам привычен, о котором она писала дочери в лагерь: «Мой лучший перевод – «Плавание» Бодлера, потому что подлинник – лучший».
(вернуться)
2. Максим дю Кан (1822 – 1894) – автор «Современных песен» (1855), в которых восхваляется прогресс в политике, технике и естественных науках. (вернуться)
3.
Цирцея (греч. миф.) – волшебница, дочь Гелиоса, обратившая спутников Одиссея в свиней, а его на год удержавшая на своём острове. (вернуться)
4. Нерей (др.-греч.) – в древнегреческой мифологии один из наиболее любимых и чтимых богов водяной стихии (моря): добрый, мудрый, справедливый старец, олицетворение спокойной морской глубины, обещающий морякам счастливое плавание. (вернуться)
5. Этот профиль мыса – вольность переводчика, вызванная ассоциацией с контурами мыса Малчин в Коктебеле, удивительно похожим на профиль М. Волошина. (вернуться)
6. Вечный Жид или Агасфе́р (лат. Ahasverus) – легендарный персонаж, по преданию обреченный на вечные странствия по земле до Второго пришествия Христа. Фигура «Вечного Жида» появляется в сюжетах европейской литературы и живописи. (вернуться)
7. Электра (греч. миф.) – спасла своего брата Ореста, которому помогла отомстить за отца, убив мать и её возлюбленного. (вернуться)
Картина изображает Эдуарда Мане и его друзей-художников, поэтов и критиков перед портретом Эжена Делакруа.
Сидят (слева направо): Луи Эдмон Дюранти (Louis Edmond Duranty, 1833–1880), сам Анри Фантен-Латур (Henri Fantin-Latour, 1836 – 1904), Жюль Шанфлёри (Jules Champfleury, 1820 – 1889), Шарль Пьер Бодлер (Charles Pierre Baudelaire, 1821 – 1867).
Стоят на картине (слева направо): Луи Кордье (Louis Cordier, 1823 – ?), Альфонс Легро (Alphonse Legros, 1837 – 1911), Джеймс Эббот Мак-Нилл Уистлер (James Abbot McNeill Whistler, 1834 – 1903), Эдуард Мане (Édouard Manet, 1832 – 1883), Феликс Анри Бракмон (Felix Henri Bracquemond, 1833 – 1914), Альберт Феликс де ла Кур де Баллеруа (Albert Felix de la Cour de Balleroy, 1828 – 1872).
Источник
Источник
Гликерия
Мудрец
(11461),
закрыт
11 лет назад
Amnesia
Оракул
(58870)
11 лет назад
“Конкретный человек всегда предельнее наших представлений о нём и в то же время многограннее. “
Конкретность эта кажущаяся, это из-за тела. Оно ограничивает. В вирте тело отсутствует. Вот, хоть бы я. “Кому нужны твои записки, когда есть ноги, сиськи… “ну и так далее))) Грубо, конечно, но это и есть предельность. Тело. Море сознания всегда ограничено телом, как берегами. Тоска от этого.
А мне нравится :
В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот, под скрежет якорей,
Мы всходим на корабль.
Образ звуковой, я такие люблю. Как у Бродского:
“..Береговая полоса,
и острый запах водорослей с Оста,
незримой пальмы шорохи – и вот
все вдруг качнулось. И тогда во тьме
на миг блеснуло что-то на причале.
И звук поплыл, вплетаясь в тишину,
вдогонку удалявшейся корме.
И я услышал, полную печали,
“Высокую-высокую луну”.
ГликерияМудрец (11461)
11 лет назад
Не то слово! Поэма суперская, а перевод ещё лучше. Полностью есть здесь https://www.vekperevoda.com/1887/tsvetaeva.htm , но с опечатками.
А этот отрывок так прям в наш огород :
“____…К нам! – О, каждый, кто взалкал
ЛотОсова плода! Сюда! В любую пору
Здесь собирают плод и отжимают сок.
Сюда, где круглый год – день лотосова сбора,
Где лотосову сну вовек не минет срок!
О, вкрадчивая речь! Нездешней лести нектар!..”
ГликерияМудрец (11461)
11 лет назад
А знаешь, я как-то увидела отрывок с ошибками, он произвёл на меня неизгладимое впечатление, и теперь, когда я знаю тот, правильный вариант, мне “неправильный” всё равно больше нравится. Хотя, скорее всего, он не неправильный, а просто другой перевод:
В один прекрасный день,в тоске нечеловечьей
Под тяготы забот и скрежет якорей,
Мы всходим на корабль и происходит встреча,
Безбрежности мечты с предельностью морей.
У меня так часто было. В детстве, когда мне ещё трудно было читать классику (т.е. лет до 6), папа мне перессказывал всю мировую приключенческую литературу, ну и немного ошибался или “привносил”, и мне его варианты так до сих пор и нравятся больше.
ГликерияМудрец (11461)
11 лет назад
Конкретность эта кажущаяся,это из-за тела.Оно ограничивает.В вирте тело отсутствует
———мне кажется, не то, что “тело отсутствует”, а легче вынести за скобки ту часть души, которая (излишне) обусловлена телом, отрешиться то бишь.
ГликерияМудрец (11461)
11 лет назад
Пришла…
Ну как там Карлита , играющая Шопена и ищущая любви в горящих Афинах?
Нет, решительно, поклоняясь Эвтерпе, хорошо иметь в Афинах “своего человека”. Замолвишь словечко, если что?
famirid
Мыслитель
(7036)
11 лет назад
а мне кажется, что это просто отворчестве. о безграничности фантазии творца (автора) и ограниченности восприятия зрителем, читателем или слушателем (потребителем)
Lyuda Dm…
Гений
(84533)
11 лет назад
да ты сама свой вопрос хорошо раскрыла. . на разных уровнях разные ассоциации.. .
У Цветаевой обобщенно :
” …происходит встреча
Безмерности мечты с предельностью морей”
– для неё всегда реальная жизнь была предельной. . и захлестывала бесмерность её мечты.. . и захлестнула.. . предельность реала может и убить. . и даже уход в поэзию не всегда спасает.. .
=====================
( жаль инета тогда не было. . здесь мы не так предельны, как в реале.. . и кого-то это спасает.. . )
Поэтесса *
Ученик
(234)
11 лет назад
Спасибо за интересный вопрос и за прекрасное стихотврение моей тезки! Я согласна с вашей версией.
Но я еще могла бы добавить, что мечта всегда гораздо больше, обширнее и безграничнее любого моря или океана. И что, как бы была непознаваема и огромна природа, но возможности человека, и в частности, его души и мозга – поистине безграничны и неисчерпаемы.
Серж71 (Спарцменнах!)Оракул (81717)
11 лет назад
Как же ты любишь Я-кать!
Спасибо за интересный вопрос и за прекрасное стихотврение моей тезки! – тебе же надо примазаться к кому-то или чему-то ЛЮБЫМИ путями. Тезка… о, нашла способ. Да какое это имеет отношение ВООБЩЕ к тебе? Твоя тезка, если б о тебе узнала, с ума бы сошла. Тем более, стихотворение вобще не ее, она только переводчик. Тьфу, мерзко читать такие ответы.
Но я еще могла бы добавить… – и дальше 3 килограмма воды и пустоты. Ничего по существу.
Тьфу… бездарщина.
Источник