Помещик всецело овладел крестьянином в свою пользу
Косы и грабли мгновенно опускаются, и он спешит домой, где, наскоро пообедавши, ложится отдыхать, наказывая разбудить себя невступно в три часа.
Покуда он отдыхает, и на лугу царит глубокий сон. Надобно сказать, что в имении Пустотелова заведен такой порядок, что крестьянам разрешается топить печи только по воскресеньям. Распоряжение это сделано под предлогом устранения пожарных случаев, но, в сущности, для того, чтоб ни одной минуты барской работы, даже для приготовления пищи, не пропадало, так как и мужики и бабы всю неделю ежедневно, за исключением праздников, ходят на барщину. Поэтому крестьяне горячей пищей пользуются только по праздникам, а в будни довольствуются исключительно тюрей из черного хлеба, размоченного в воде.
Вообще заведенные Арсением Потапычем порядки крайне суровы. Он всецело овладел рабом в свою пользу и дает ему управляться у себя лишь урывками. По праздникам (а в будни только по ночам) мужики и бабы вольны управляться у себя, а затем, пока тягловые рабочие томятся на барщине, мальчики и девочки работают дома легкую работу: сушат сено, вяжут снопы и проч. Почти нет той минуты в сутках, чтобы в последовских полях не кипела работа; три часа в течение дня и немногим более в течение ночи – вот все, что остается крестьянину для отдыха. Но, сверх того, Пустотелов и прихотлив. Он требует, чтоб мужичок выходил на барщину в чистой рубашке, чтоб дома у него было все как следует, и хлеба доставало до нового, чтоб и рабочий скот, и инструмент были исправные, чтоб он, по крайней мере, через каждые две недели посещал храм Божий (приход за четыре версты) и смотрел бы весело. Он желает, чтоб про него говорили, что он не только образцовый хозяин, но и попечительный распорядитель.
В три часа Арсений Потапыч опять на своем посту. Рабочие и на этот раз упередили его, так что ему остается только признать, что заведенная им дисциплина принесла надлежащий плод. Он ходит взад и вперед по разбросанному сену и удостоверяется, что оно уже достаточно провяло и завтра, пожалуй, можно будет приступить к уборке. Подходит к косцам, с удовольствием видит, что к концу вечера и луг будет совсем выкошен.
– Старайся, братцы, старайся! – поощряет он мужичков, – ежели раньше выкосите – домой отпущу!
Жар помаленьку спадает; косцы в виду барского посула удваивают усилия, а около шести часов и бабы начинают сгребать сено в копнушки. Еще немного, и весь луг усеется с одной стороны валами, с другой небольшими копнами. Пустотелов уселся на старом месте и на этот раз позволяет себе настоящим образом вздремнуть; но около семи часов его будит голос:
– Готово, Арсений Потапыч!
Луг выкошен окончательно; сено тоже сгребено в копны; сердце образцового хозяина радуется.
– Спасибо, молодцы! – произносит он благосклонно, – теперь можете свою работу работать!
– Уж и трава нынче уродилась – из годов вон! – хвалят мужички.
– Да, хороша трава; дал бы только Бог высушить да убрать без помехи.
Он обращает глаза к западу и внимательно смотрит, как садится солнышко. Словно бы на самом краешке горизонта тучка показывается… или это только так кажется?
– Смотри, ребята, как бы солнышко в тучку не село! – беспокоится он.
– Помилуйте, Арсений Потапыч! как есть чисто садится! Самый завтра настоящий день для сушки будет!
– Ну, спасибо! расходись по домам!
По уходе крестьян образцовый хозяин с четверть часа ходит по лугу и удостоверяется, все ли исправно. Встречаются по местам небольшие махры, но вообще луг скошен отлично. Наконец он, вяло опираясь на палку, направляется домой, проходя мимо деревни. Но она уж опустела; крестьяне отужинали и исчезли на свой сенокос.
– Бог труды любит, – говорит он и, чувствуя, как всем его телом овладела истома, прибавляет: – Однако как меня сегодня разломало!
– Что сегодня больно рано? неужто уж пошабашили? – встречает его Филанида Протасьевна.
– Кончили. Устал до смерти. Хорошо бы теперь чайку горяченького испить.
– Что ж, можно самовар поставить велеть…
– Нет, что уж! – не велики бара, некогда с чаями возиться. Дай рюмку водки – вот и будет с меня!
Пустотелов выходит на балкон, садится в кресло и отдыхает. День склоняется к концу, в воздухе чувствуется роса, солнце дошло до самой окраины горизонта и, к великому удовольствию Арсения Потапыча, садится совсем чисто. Вот уж и стадо гонят домой; его застилает громадное облако пыли, из которого доносится блеянье овец и мычанье коров. Бык, в качестве должностного лица, идет сзади. Образцовый хозяин зорко всматривается в даль, и ему кажется, что бык словно прихрамывает.
– Филанидушка! – зовет он жену, – смотри, никак, бык-то храмлет!
– Ничего не храмлет – так тебе показалось… бык как бык! – успокоивает мужа Филанида Протасьевна, тоже всматриваясь в даль.
– Эй, смотри, не храмлет ли?
На этом быке лежат все упования Пустотеловых. Они купили его, лет шесть тому назад, в «Отраде» (богатое имение, о котором я упоминал выше) еще теленком, и с тех пор, как он поступил на действительную службу, стадо заметно начало улучшаться.
Через четверть часа стадо уж перед балконом. К счастью, Арсений Потапыч ошибся; бык не только не хромает, но сердито роет копытами землю и, опустивши голову, играет рогами. Как есть красавец!
Повторяется тот же процесс доения коров, что и утром, с тою лишь разницею, что при нем присутствует сам хозяин. Филанида Протасьевна тщательно записывает удой и приказывает налить несколько больших кружек парного молока на ужин.
Ужинают на воздухе, под липами, потому что в комнатах уже стемнело. На столе стоят кружки с молоком и куски оставшейся от обеда солонины. Филанида Протасьевна отдает мужу отчет за свой хозяйственный день.
– Я сегодня земляники фунтов пять наварила да бутыль наливки налила. Грибы показались, завтра пирог закажу. Клубника в саду поспевает, с утра собирать будем. Столько дела, столько дела разом собралось, что не знаешь, куда и поспевать.
– Ты бы деток клубничкой-то полакомила.
– И лесной земляники поедят – таковские! Плохо клубника-то родилась, сначала вареньем запастись надо. Зима долга, вы же вареньица запросите.
– Умница ты у меня.
– А что я тебе хотела сказать! Хоть бы пять фунтиков сахарного вареньица сварить – не ровен час, хорошие гости приедут.
– Сахар-то, матушка, нынче кусается; и с медком хороши.
Ужин кончается быстро, в несколько минут. Барышни, одна за другой, подходят к родителям проститься.
– Хорошо учились? – спрашивает отец гувернантку, Авдотью Петровну Веселицкую, которая присутствует при прощанье и машинально твердит: «Embrassez la main! embrassez la main!»[60]
– Ничего… недурно.
– Кроме Варвары Арсеньевны, – жалуется Филанида Протасьевна. – Совсем по-французски учиться бросила. Сегодня, за леность, Авдотья Петровна ее целый час в углу продержала.
– Нехорошо, Варя, лениться. Учитесь, дети, учитесь! Не бог знает, какие достатки у отца с матерью! Не ровен час – понадобится.
Дети расходятся, а супруги остаются еще некоторое время под липами. Арсений Потапыч покуривает трубочку и загадывает. Кажется, нынешнее лето урожай обещает. Сенокос начался благополучно; рожь налилась, подсыхать начинает; яровое тоже отлично всклочилось. Коли хлеба много уродится, с ценами можно будет и обождать. Сначала только часть запаса продать, а потом, как цены повеселеют, и остальное.
– Помнишь, Филанидушка, – говорит он, – те две десятинки, которые весной, в прошлом году, вычистили да навозцу чуть-чуть на них побросали – еще ты говорила, что ничего из этой затеи не выйдет… Такой ли на них нынче лен выскочил! Щетка щеткой!
– Ну, и слава Богу, что ошиблась. И с маслом будем, и с пряжей. В полях-то как?
– И в полях хорошо. Рожь уж обозначилась: сам-сём, сам-восемь ожидать можно. Только бы Бог благополучно свершить помог.
– А помнишь… три года назад?
– Да, тоже надеялись…
Арсений Потапыч даже вздрагивает при этом напоминании. И три года тому назад, в это самое время, все шло весело, как вдруг, в самый разгар надежд, откуда ни возьмись град, и весь хлеб в одночасье в грязь превратил. Уцелело только дальнее поле, мало удобренное, на котором едва на семена собрали. Как только их Бог в ту пору спас – он и не понимает. Всю зиму он тогда колотился; скот чуть не переморил, держа на одной соломе, а для собственного продовольствия призанял у соседей ржи да и заперся в усадьбе. Ни сам никуда не ездил, ни у себя никого не принимал, а дочки в затрапезе проходили.
Источник
1861 г. ознаменовался крестьянской реформой, в результате которой крестьянство России было освобождено от многовековой крепостнической кабалы.
Чем отмена крепостного права навредила России
В российской публицистике распространено отношение к Александру II как к либеральному правителю. На этом сходится большинство, после чего тут же расходится: для одних (как правило, тех самых либералов и части националистов) Александр – это именно Освободитель. Для других (консерваторов) – человек, свободолюбивые реформы которого чуть не завели страну в пропасть. С последним утверждением по факту соглашался его собственный сын – Александр III, пусть и с подачи обер-прокурора Победоносцева.
Меж тем Александр II, человек несколько более праздный, чем предполагается российскому императору, от либеральных воззрений был крайне далек. В бытовом плане он вел себя гораздо проще, чем многие его предшественники, но никогда не ставил под сомнение необходимость абсолютизма и «жесткой имперской руки», а править предпочитал в духе монархов прошлого – через своих фаворитов, опекаемых за счет казны.
Большинство его «великих реформ» – действительно масштабных государственных преобразований – имели в своей основе не либеральную идею как таковую, а интересы той самой казны. Практически всё время правления Александра II для России – это эпоха кризиса с восстаниями и полноценными голодными бунтами. «Крестьянская реформа», как выступления, так и бунты подхлестнувшая, была прежде всего попыткой решить экономические проблемы государства.
Конечно, говоря об отмене крепостного права было бы просто подло утверждать, что морально-этическая сторона этого вопроса не была движущей силой – была, причем наши предки зачастую вели себя честнее, чем наши современники. Например, не стеснялись осуждающе называть его именно рабством на самых высоких уровнях, тогда как нынешние консерваторы пытаются подобных сравнений избегать.
Однако экономическая целесообразность такой меры была важнее, поскольку остро ощущалась в режиме «здесь и сейчас», а разговорам о негуманности крепостной системы было более двухсот лет – столько же, сколько самому крепостному праву.
Чтобы проиллюстрировать то, насколько крепостническое хозяйство было неэффективным, проще всего напомнить, что к моменту реформы две трети таких хозяйств были заложены государству вместе с душами – другими словами, убыточны в условиях, когда зерно было главным экспортным товаром страны, да и просто главным товаром.
В принципе, с учетом долговых обязательств помещиков, власть могла с ходу решить крепостной вопрос, переведя лично зависимых крестьян в разряд государственных – прикрепленных к земле, но обладавших несопоставимо большей свободой, чем крепостные. Это стало бы аналогом национализации земель – шага почти социалистического и настолько радикального, что Александр II рисковал бы умереть от табакерки, разделив тем самым судьбу деда – Павла I, человека, значительно ослабившего крепостную зависимость крестьян, дошедшую до апогея во времена Екатерины II.
Поэтому император пошел другим путем, велел искать компромисс с помещиками, а чтобы те не сомневались, что их интересы будут учтены, возложил реализацию реформы на плечи крупных землевладельцев-крепостников. Так, вторым председателем редакционных комиссий, разрабатывавшей проект преобразования, был назначен граф Виктор Панин – категорический противник любых реформ, которого даже Победоносцев критиковал за излишний консерватизм (что сейчас звучит как критика фашизма справа).
То, что было создано в итоге, усугубило положение всех – и императора, и помещиков, и крестьян, и самого государства Российского.
Пытаясь, с одной стороны, оставаться в русле старых порядков и не гневить помещичий класс, с другой – перевести Россию на более производительный уклад экономики, государь-император провалил и основную, и второстепенные задачи.
Впрочем, о том, что «великая цепь» ударила «одним концом по барину, другим по мужику» россияне знают со школьной скамьи, как и основные положения якобы либеральной крестьянской реформы. Сейчас речь идет лишь об ее экономических предпосылках и о том, что прежний порядок тормозил развитие страны и сдерживал ее амбиции.
В период Александра II в России начал зарождаться класс, как скажут впоследствии, национальной буржуазии, при том что дела в экономике в целом, повторимся, шли очень плохо.
Император не жалел денег на своих приближенных и государственный аппарат, проводя при этом довольно агрессивную имперскую политику. При нем Россия активно расширяла пределы, много воевала, подавляла восстания в Польше, Литве и на Кавказе, депортировала черкесов, насильно переводила часть украинцев в православие и русскоязычие. С точки зрения многих соседей России, уже поэтому называть Александра II «либералом» попросту смешно. Но если смотреть на его политику изнутри страны, главным обстоятельством становится другое – всё это требовало от казны огромных затрат, а ее пополнение оставляло желать лучшего.
Единственное, что развивалось в высшей степени активно – это железнодорожное строительство и внешняя торговля, так как император установил беспримерно низкие пошлины. Вчерашние купцы сколачивали огромные капиталы и подпитывали на них коррупцию, то есть становились по сути олигархами. А национальную промышленность, и без того чрезвычайно слабую, такая ситуация попросту губила.
Необходимость собственного производства к тому моменту осознавало уже большинство дворян. Они часто бывали в Европе, как и сам император (на заграничных курортах Александр II провел больше времени, чем любой российский монарх), и резонно видели в промышленной революции спасение государства от нужды. И никак нельзя было отменить тот факт, что Европа пришла к этой промышленной революции через перенаправление рабочих рук с земледелия на фабрики – иного рецепта просто не существовало.
Класс государственных крестьян на роль будущих рабочих вполне годился (и в итоге сгодился), но это оставило бы казну вовсе без средств к существованию. Однако были еще и помещичьи рабы, как не стесняясь сказали бы классики – тот ресурс, который мог быть положен в основу мощной производственной, а не сугубо аграрной экономики.
Битву за этот ресурс выиграли помещики, прописав главные положения реформы в свою пользу: крестьяне по-прежнему были вынуждены работать именно на них, а не на государство и не на самих себя.
Российские крепостные не читали Адама Смита и не имели никакого представления о либерализме, но не менее твердо знали – без собственности свободы не бывает, воля хлебом не накормит.
Реформа оставляла им дома и придомовые хозяйства (а ведь хотели отнять и это), но не оставляла земли – ее еще предстояло выкупить у помещика или взять в аренду, а до выкупа работать, как работали. Причем договор на этот счет заключался не между крестьянином и барином, а между барином и общиной, и понятно, что попытки отдельных лиц «схалявить», например, уйти в город и сменить профессию, общиной жестко пресекались.
Другая мина, подложенная под реформу, это размер обязательных наделов, сильно заниженный в сравнении с имевшимся нормативом по губерниям. Это породило систему «отрезков» – то есть лишних земельных площадей, которые барин забирал себе. На практике такими участками оказывались необходимые для ведения хозяйства территории, например, выход к воде или участок дороги. Не взять эту землю в аренду крестьянин просто не мог, а арендные платежи устанавливались непомерно высокие, тогда как оплата за трудодни, наоборот, мизерная. Помещик оказывался своего рода естественным монополистом, экономическая зависимость от которого была крепче личной.
Первое обстоятельство привело к серии крестьянских бунтов, в рамках одного из которых – Кандиевского – был впервые в России использован красный революционный флаг. Вчерашние крепостные искренне верили в то, что помещики утаили от них истинную, «справедливую» волю царя.
Второе – те самые «отрезки» стали настоящим «жупелом» российской действительности, объектом всеобщей ненависти и базой для смуты на годы вперед, чем с удовольствием воспользовались радикалы и террористы-народовольцы. Их шестое покушение на жизнь императора увенчалось успехом.
Таким образом крестьянская реформа не смогла решить ни одной из задач, которые были поставлены перед ее авторами. Она не сняла проблемы народного недовольства – напротив, лишь распалила его. Она не увеличила производительность труда и не ускорила переход России на рельсы капитализма – промышленности достались лишь ручейки от того трудового ресурса, который должен был быть освобожден в ходе отмены крепостного права.
Впрочем, как считается сейчас, реформа все-таки создала должный задел, который был реализован в консервативную эпоху Александра III, когда промышленность действительно развивалась, а большинство экономических проблем страны удалось решить. В первую очередь благодаря тому, что для государственных крестьян были установлены вполне честные и посильные цены на землю. Наряду с ушедшими в город «дворовыми» – личной прислугой и теми крепостными, хозяева которых поступили в духе справедливости, а не жлобства, они стали основой будущего рабочего класса.
В каком-то смысле это роднит эпоху императора-освободителя с «лихими девяностыми» – периодом дикого рынка, который как бы подготовил экономический рост «нулевых». Это спорная точка зрения, но в ее ракурсе Александр II действительно становится «либералом», тем более что низкие таможенные пошлины и тотальная коррупция тоже были приметой 1990-х.
Что получили Крестьяне?
- личную свободу;
- ограниченную свободу передвижения (оставалась зависимость от крестьянских общин);
- право на общее образование, за исключением особо привилегированных учебных заведений;
- право заниматься государственной службой;
- право заниматься торговлей, прочей предпринимательской деятельностью;
- отныне крестьяне могли вступать в гильдии;
- право обращаться в суд на равных основаниях с представителями других сословий;
- крестьяне находились на положении временно обязанных у помещиков до тех пор, пока не выкупали себе надел земли, при этом объем работ или оброк оговаривался законом в зависимости от размера надела; земля не переходила безвозмездно крестьянам, которые не имели достаточных средств, чтобы выкупить себе наделы земли, из-за чего процесс полного освобождения крестьянства затянулся до революции 1917 г., однако государство достаточно демократично подошло к решению вопроса о земле и предусмотрело, что если крестьянин не мог выкупить весь надел, то он выплачивал часть, а остальную – государство.
Порядок выкупа земельного надела крестьянами
земля полностью сохранялась за помещиками, крестьянам же полагалась только «их оседлая доля», за которую они должны были выплатить 25 % выкупной суммы наличными;
далее все остальные денежные средства поступали собственнику земли из казны, однако эту сумму с процентами крестьяне должны были возместить государству в течение 49 лет.
Выходя из крепостной зависимости, крестьяне должны были учреждать сельские общества, т. е. поселки, принадлежавшие одному или нескольким владельцам.
Такие поселки, расположенные по соседству, объединялись в волости (приходы).
В сельском обществе формировалось своего рода самоуправление крестьян: во главе волости стояли волостной староста и волостной сход, составленный из домохозяев волости. Эти органы имели хозяйственно-административное значение.
В зависимости от земли, где предоставлялся земельный надел крестьянам (нечерноземной, черноземной или степной полосы), устанавливались разные размеры подушного надела.
Поэтому исходя из плодородия земли в каждой отдельной местности устанавливался максимальный размер земельного надела, выделяемого крестьянам. Этот размер являлся отправной точкой для определения конкретного размера выкупаемого надела, который не мог быть меньше 1/3 максимального размера. Собственники земли могли безвозмездно предоставить земельный надел меньшего размера, так называемый «нищенский надел».
Для всей России высшая норма крестьянского надела составляла 7 десятин, а низшая – 3.
Главным положительным итогом крестьянской реформы является уравнение членов общества в их естественных правах и прежде всего в праве на личную свободу.
Недостатки крестьянской реформы
- сохранение крупного помещичьего землевладения;
- маленький размер крестьянских наделов;
- учреждение крестьянских общин и установление круговой поруки в пределах этих общин.
источник
Банкротство физических лиц из первых рук, без посредников. Я действующий финансовый управляющий. Подберу для вас оптимальную процедуру банкротства либо предложу варианты урегулирования задолженности перед банками или МФО без процедуры банкротства. Я работаю на результат. На протяжении всей процедуры банкротства вы будете общаться непосредственно со мной, а не с девушкой из «кол центра» юридической компании. Звоните, пишите, консультация бесплатно. тел.89999809439 — Федорченко Иван.
Источник