Статья ушинского о пользе педагогики

фото из материала издания “Мел”

Создатель учебника для начального обучения «Родное слово», выдержавшего 187 переизданий, пришел в педагогику и остался, чтобы, кажется, вечно помогать в воспитании детей. Его детище до сих пор используется в начальной школе, а заложенные им основы русской педагогики остаются незыблемыми до сих пор.

Справка: Основа педагогической системы Константина Ушинского (19 февраля 1823 — 22 декабря 1870 гг.) — требование демократизации народного образования и идея народности воспитания. Педагогические идеи Ушинского отражены в книгах для первоначального классного чтения «Детский мир» (1861) и «Родное слово» (1864), фундаментальном труде «Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии» и других педагогических работах.

В 1855 году русский писатель, выдающийся педагог Константин Дмитриевич Ушинский устроился на работу в Гатчинский институт. Там юрист по образованию (он блестяще окончил юридический факультет Московского университета) понял, что создан для педагогики. Толчком стала профессиональная литература, которая попала к будущему создателю российской научной педагогики, можно сказать, случайно.

Переворот после перевода

Во-первых, в 1855 году редактор журнала «Библиотеки для чтения» Альберт Старчевский прислал Ушинскому несколько номеров английского журнала «Athenaeum» с просьбой перевести статьи о воспитании в Америке. Сделав работу, Ушинский не мог уснуть — настолько сильно его поразили зарубежные тексты.

— Вращаясь постоянно в училищном кругозоре, ознакомившись поближе с детьми, которых надо развить, учить и воспитывать, я, по прочтении «Athenaeum», не мог спать несколько ночей! Статьи произвели страшный переворот в моей голове, в моих понятиях, убеждениях. Они подняли в моем уме целый рой вопросов по воспитанию и образованию; навели меня на многие, совершенно новые, мысли, которые, без этих статей, пожалуй, никогда не пришли бы мне в голову. Я не знаю, что я сделаю, что со мною будет, но я решился посвятить себя с этого дня исключительно педагогическим вопросам, — писал Ушинский.

презентация доклада об Ушинском на slide-share.ru

«Опасное» наследство — книги

Второй и окончательный шаг в педагогику Ушинский совершил так же под влиянием литературы. Об этом в биографическом очерке рассказывает Матвей Песковский. От бывшего инспектора Гатчинского института Егора Гугеля остались два огромных шкафа с книгами. К наследию «сумасшедшего профессора» (так называли Гугеля за глаза) никто не смел притронуться. Однако Ушинский попросил открыть запечатанные шкафы и изучил пыльные тома, которые не открывали около двадцати лет.

Знания снова перевернули жизнь молодого педагога, помогли четко сформулировать миссию педагогической литературы в жизни воспитателей и преподавателей.

— Это было в первый раз, что я видел собрание педагогических книг в русском учебном заведении. Этим двум шкафам я обязан в жизни очень, очень многим, и — Боже мой! — от скольких бы грубых ошибок был избавлен я, если бы познакомился с этими двумя шкафами прежде, чем вступил на педагогическое поприще! Человек, заведший эту библиотеку, был необыкновенный у нас человек. Это едва ли не первый наш педагог, который взглянул серьёзно на дело воспитания и увлёкся им. Но горько же и поплатился он за это увлечение. <…> Недаром же после него закрыли и запечатали его опасное наследство. Разбирая эти книги, исписанные по краям одною и тою же мёртвою рукою, я думал: лучше было бы, если бы он жил в настоящее время, когда уже научились лучше ценить педагогов и педагогические идеи, — писал Константин Ушинский.

презентация доклада об Ушинском на slide-share.ru

Счастливый год министерского журнала
Третий важный шаг в научной педагогике Константин Ушинский сделал, будучи редактором «Журнала министерства народного просвещения». В этой должности он проработал лишь всего год (1860-1861 гг.). Но за этот год журнал стал главным источником не сухих и скучных нормативных актов, а живого обсуждения и полезных практик для педагогических коллективов страны.

Сам министр народного просвещения того времени Евграф Ковалевский, который устроил Ушинского во главе журнала, писал в представлении, что «журнал министерства народного просвещения в настоящем своем виде не занимает в русской литературе места, которое принадлежит ему по праву как органу государственного учреждения». Ушинский, получив карт-бланш, поставил целью из «совершенно бесхарактерного журнала, в котором в продолжение около тридцати лет помещались статьи, не принимаемые другими журналами… сделать специальный журнал министерства, то есть говорить о том предмете, которым министерство занимается,- о народном образовании».
После этого в журнале появились четыре отдела «Педагогика и дидактика», «Вспомогательные науки», «Критика и библиография», «Известия и смесь», стали печататься разборы учебников, детских книг, педагогических сочинений, статьи о воспитании и психологии. А официальным документам тоже нашлось место: их публиковали отдельно.

Однако после смены министра в 1861 году Ушинский подал в отставку, а журнал стал прежним — все тем же набором сухих законов и постановлений.

Значение литературы для педагога

В своей деятельности Ушинский настаивал на необходимости широкого обсуждения педагогических практик, поиске золотой середины между теорией и практикой, а также бесконечном самообразовании педагога и важности в этом процессе педагогической литературы. В 1857 году в своей статье «О пользе педагогической литературы» в первом номере журнала «Воспитание» писал, почему педагогу так нужен баланс между собственным опытом и теоретическими знаниями.

— Педагогическая литература одна только может оживить воспитательную деятельность, придать ей тот смысл и ту занимательность, без которых она скоро делается машинальным препровождением времени, назначенного на уроки, — писал он.

Самого Ушинского воспитывала мама Любовь Степановна. Когда мальчику было 12 лет, женщина умерла, а его зачислили благодаря хорошей домашней подготовке сразу в третий класс Новгород-Северской гимназии.

Его шестерых детей воспитывала жена. Ушинский постоянно следил за ходом занятий и руководил их обучением.

— Сам же он, – как говорит Фролков в биографии «К. Д. Ушинский», – не мог давать уроков, и особенно своим детям. Малейшее затруднение учащихся, малейшая ошибка с их стороны сильно раздражали его, и он уходил, не окончив урока”, — пишет Матвей Песковский.

Константин Ушинский был уверен, что воспитание — это все же, в первую очередь, обязанность родителей. Минимум до 10 лет родителям стоит заниматься детьми дома.

— Отдавая детей на руки воспитателю или помещая их в учебное заведение, родители, конечно, не избавляются этим от священной обязанности наблюдать за воспитанием. Наблюдения над одними отметками, переходами из класса в класс и экзаменационными аттестациями весьма недостаточно, — писал он в журнале «Воспитание».

Важным он считал и для самих педагогов оценку их деятельности родителями детей. Ведь плоды воспитания видны не сразу, от того и ответственность на учителях лежит гораздо большая — какими людьми вырастут их ученики?

— Какие разнообразные и иногда какие странные требования делаются родителями воспитанию! <…> Иногда хорошо воспитанным человеком зовут того, кто умеет хорошо повязать галстук, держать себя по моде, болтать на иностранных языках, поддерживать разговор в гостиной, нравиться дамам и прочее, и прочее; иногда того, кто умет поклониться, где следует, поднять нос, где можно, задать тону, не пропускать того, что плывет в руки, и пр. и пр. В отношении воспитания женщин понятия бывают еще страннее: воспитанная девушка должна уметь пустить пыль в глаза, пробежать небрежно трудную арию, соединять наивность с холодным рассудком, под ласковой улыбкой скрывать самые неласковые движения души, и главная цель ее воспитания – поймать выгодного жениха. Скажите, как назвать тех воспитателей, которые решатся удовлетворять таким требованиям? Называйте как угодно, только, ради бога, не воспитателями.

Сквозь столетия транслируют труды Константина Ушинского и еще один важный посыл: кроме оценки труда педагога родителями, необходимо и внимание к педагогическому труду всего общества. Ведь общество как раз и состоит в конечно итоге из воспитанных и образованных людей или же наоборот.

— Преподаватель, который только в классах занимается своим делом, а переходя за порог школы, не встречает ни в обществе, ни в литературе никакого участия к своему занятию, весьма скоро может охладеть к нему. Надобно столько любви к детям, чтобы в одиночку думать о них постоянно, и общество не имеет права требовать такой любви от кого бы то ни было, если оно само не показывает участия к делу воспитания. Если мы требуем от ремесленника, чтобы он думал о своем ремесле и старался познакомиться с ним ближе, то неужели общество, доверяющее нам детей своих, не вправе требовать от нас, чтобы мы старались по мере сил своих познакомиться с тем предметом, который вверяется нашим попечениям, – с умственной и нравственной природой человека? Педагогическая литература открывает нам широкий путь для этого знакомства.

Расскажите в комментариях, читаете ли вы книги по педагогике? Что посоветуете прочитать коллегам?

Источник

В XIX в. было много блестящих педагогов, методистов, достойно представлявших психолого-педагогические науки, но среди них не было педагога-философа, педагога-теоретика и в то же время практика, равного К.Д. Ушинскому.
К.Д.Ушинский — один из тех педагогов, которые в науке опередили свое время, К числу научно обоснованных им идей, по-настоящему невостребованных в свое время, но вставших со всей полнотой перед современной системой образования, относится идея развивающего и воспитывающего обучения.
Он сумел создать первую в России стройную педагогическую теорию, которая актуальна и значима и в наши дни. В его работах раскрывается суть и значение развивающего обучения, которое формирует гармоничную личность, «совершенного человека».
Значительное внимание К.Д.Ушинский уделял методологии педагогики. В своих работах он неоднократно обращается к вопросу о предмете педагогики, рассматривает педагогику как науку сочетающую в себе психологию, физиологию, социологию. Так как деятельность педагога направлена на создание личности, то Ушинский сравнивает деятельность педагога с созданием творческого произведения, а поэтому склоняется больше к рассмотрении педагогики не в качестве науки, а в качестве искусства.

Ушинский и педагогике как науке и искусстве

Что такое педагогика — наука или искусство? Этот вопрос поднимает К.Д. Ушинский в ряде своих работ. Свое понимание «науки» Ушинский выражал следующим образом: «Если мы возьмем это слово в его общенародном употреблении, тогда и процесс изучения всякого мастерства будет наукою, если же под именем науки мы будем разуметь объективное, более или менее полное и организованное изложение законов тех или других явлений. . . то ясно, что в таком смысле предметами науки могут быть только или явления природы, или явления души человеческой, или, наконец, математические отношения и формы, существующие также вне человеческого произвола».
Ушинский отказывал Педагогике в праве называться наукой. Однако сам Ушинский рассматривал этот вопрос достаточно обстоятельно. В сфере же собственно педагогического знания основные усилия Ушинского были направлены на решение главной задачи, которая тогда стояла на пути превращения этого знания в науку – на создание научных оснований педагогики. В статье « О пользе педагогической литературы» Ушинский писал: «Ни медицина, ни педагогика не могут быть названы науками в строгом смысле этого слова». Однако ему же принадлежат и такие слова: «Педагогика – не наука, а искусство». Несмотря на разность в высказываниях ученого его позицию лучше всего отражает его подход к педагогике где он утверждает, что педагогика — не наука, но искусство, причем «высшее из искусств», потому что она . призвана усовершенствовать самое сложное — природу человека, «его душу и тело». Однако он считает необходимым различать педагогику в широком смысле, «как собрание наук, направленных к одной цели», и педагогику в узком смысле, «как теорию искусства, выведенную из этих наук».
В «Педагогической антропологии» Ушинский подчеркивает, что необходимо выделить в ней два пласта: педагогику в «обширном смысле» как собрание знаний, необходимых и полезных воспитателю, и педагогику в «тесном смысле» как собрание воспитательных правил. Первый пласт — это научные знания о человеке по разным отраслям наук и осознание на основе знания наук цели воспитания. Последнее особенно важно в педагогической деятельности, так как без определения цели (а она во многом подсказывается философией), трудно рассчитывать на успех воспитания.
Ушинский был совершенно убежден, что «великое искусство воспитания едва только начинается» и что люди до сих пор не обратили на воспитание того внимания, которого оно заслуживает. Используя психологические факты, добытые разными теориями, можно, по мнению Ушинского, оказывать «громадное влияние на развитие ума, чувства и воли в человеке». Но воспитание, говорит он, воспользовалось ничтожной долей этой возможности. Вряд ли можно утверждать, что ситуация существенно изменилась со времени Ушинского.
К вопросам о соотношении науки и искусства воспитания как практической учебно-воспитательной деятельности К.Д. Ушинский обращался с первых шагов на научно-педагогическом поприще, в самых первых своих педагогических трудах, к которым относятся: «Лекции о камеральном образовании» (1846-1848), «О пользе педагогической литературы»(1857), «О народности в общественном воспитании» (1857), а также во всех тех работах, где им исследовались различные факторы и средства, которые могут быть использованы в целенаправленной учебно-воспитательной деятельности.
Определив, что предмет воспитания — это человек, Ушинский, исходя из этого, рассматривает и содержание педагогической науки. Подвергнув критике современную ему педагогику за голословные утверждения и рецептурность, неприложимые к делу воспитания, он предлагает свое представление о ней. Педагогика — это наука, но наука особенная.
Ушинский считал все существовавшие «немецкие педагогики», которые мнили себя наукой, выдавая за педагогику «бесчисленные правила и наставления, ни на чем не основанные». Именно поэтому он подчеркивал, что «было бы нелепо для тех, кто хочет посвятить себя воспитательной деятельности, ограничиться изучением одной педагогики в смысле собрания правил воспитания» (III; 1; 25, 24).
Он не соглашался с теми немецкими философами и психологами, которые все, что только можно представить в систематическом изложении, называли наукой, в результате чего исчезали границы между наукой и практической деятельностью, а правила именовались законами. Ушинский считал, что главным признаком науки должен служить ее предмет исследований, завершающихся открытием истины, вытекающей из самой сущности вещей. Ушинский так же говорил: «возле всякой науки может образоваться искусство, которое будет показывать, каким образом человек, может извлечь выгоды в жизни, пользуясь положениями науки; но эти правила пользования наукой не составляют еще науки…»
Для доказательства своей точки зрения Ушинский приводил аргументы, согласно которым искусство практического приложения выводов науки может состоять из бесконечного множества бесконечно изменяющихся правил, определяемых произвольными желаниями человека. Выводы науки имеют вполне объективный характер, тогда как в искусстве их практического применения преобладает субъективное начало. В отличии от правил, которые могут изменяться в зависимости от воли и желания человека, «истины науки не изменяются произвольно, а только развиваются; и это развитие состоит в том, что человек от причин более видимых восходит к причинам более глубоким, или, что все равно, приближается более и боле к сущности предмета».
Так же как архитектор, принимаясь за строительство здания, представляет себе, что он будет возводить: дом для жилья или торжественные ворота, или сарай, или гостиницу, так и воспитатель не может не знать, какого человека он хотел бы подготовить к жизни. «Вверяя воспитанию чистые и впечатлительные души детей, вверяя для того, чтобы оно провело в них первые и потому самые глубокие черты, мы имеем полное право спросить воспитателя, какую цель он будет преследовать в своей деятельности, и потребовать на этот вопрос ясного и категоричного ответа», — пишет К.Д. Ушинский в предисловии к «Педагогической антропологии».
Педагогика в «тесном смысле» имеет в виду правила и законы преднамеренной деятельности наставника, направленной на развитие ума, чувств, нравственности ребенка. Из определения цели вытекают как содержание, так и методы, приемы воспитания. Таким образом, педагогика в широком понимании, как научное знание о человеке и целях его воспитания, позволяет определить и конкретную его методику.
Он представляет, что в этой трактовке педагогика представляет собой собрание правил воспитательной деятельности, выведенных из всех антропологических наук. Следовательно, педагогика в этом значении целиком зависит от состояния всех указанных наук. А поскольку Ушинский считал, что в его время сами эти науки еще только в стадии своего становления, то педагогика, естественно, находится в полном младенчестве. Будут совершенствоваться науки – будет совершенствоваться и воспитательная теория, поскольку она перестанет строить правила, ни на чем не основанные, а наоборот, каждое свое правило станет выводить из фактов, добытых наукой.
В целом же можно сделать заключение, что педагогика в понимании К.Д. Ушинского — это наука о законах развития человека и способах его воспитания на основе этих законов. Ушинский имел в виду, что педагогика в широком понимании представляет собой собрание наук, которые содержат факты, в которых обнаруживаются свойства предмета воспитания, т.е. человека. К обширному кругу антропологических наук принадлежат: анатомия, физиология и патология человека, психология, логика, филология, география, изучающая землю как жилище человека и человека как жильца земного шара, статистика, политическая экономия и история в обширном смысле, куда Ушинский относит историю религии, цивилизации, философских систем, литератур, искусств и собственно воспитания в узком смысле этого слова: «Если педагогика хочет воспитывать человека во всех отношениях, то она должна прежде узнать его тоже во всех отношениях».
При определении научного содержания педагогики важно выявить роль в нем теории и практики. В обществе господствуют две крайние точки зрения: одна из них — педагогика — это теория об абстрактных началах воспитания, ее придерживаются теоретики, вторая — практика воспитания не имеет никакого отношения к этим философским теориям, ее чаще всего высказывают практики. Середину между этими крайностями заполняет теоретико-практическая педагогика. Ведь нет, утверждает Ушинский, такого педагога-практика, который бы не руководствовался своей, хотя, может быть, и туманной теорией; также и смелый теоретик хотя бы изредка оглядывается на факты. Придавая большую роль фактам, следует помнить, что они сами по себе не означают опытности в воспитательной деятельности, факты ценны тогда, когда они анализируются, обобщаются, осознаются и складываются в теорию. В теории передается мысль, выведенная из опыта, а не сам опыт; его невозможно воспроизвести повторно.
Указанное различение свидетельствовало о способности Ушинского-ученого не только трезво оценить состояние наличной педагогики, но и ясно понять суть того этапа, через который она тогда проходила в своем историческом развитии – этапа перехода педагогики из донаучной стадии в состояние науки. Центральная задача этого этапа и состояла в том, чтобы начать разработку научных оснований педагогического знания. Решение данной задачи и взял на себя Ушинский.
В этой связи достаточно наивными выглядят суждения многих последователей и даже исследователей Ушинского, упрекавших его якобы в преувеличении роли «искусства» и недооценке роли «науки» в педагогике. Эти упреки объяснялись весьма примитивным, внеисторическим взглядом на педагогику, непониманием, что той педагогики, с высоты которой критики оценивали Ушинского и в покоях которой они удобно расквартировались, при нем не было, что постройку здания научной педагогики в России начал именно он. И начал с «нулевого цикла», заложив своей «Педагогической антропологией» первые камни в фундамент этого здания.
Призывая педагогов изучать педагогическую теорию, Ушинский предостерегал от стремления педагогов получить готовый рецепт воспитания. Нельзя ограничиться изучением педагогических рекомендаций, так же как и знаниями, вынесенными только из опыта, так как «одна педагогическая практика без теории — то же, что знахарство в медицине».
Эти положения К.Д. Ушинского позволяют заключить, что педагогика — это не только наука, она больше, чем наука. Педагогику нельзя назвать наукой в том смысле, какой считается математика, естествознание и др. Только знания основ наук о человеке недостаточно для достижения успеха в воспитании, необходимо быть творцом в созидании личности ребенка, быть искусным воспитателем. Поэтому педагогическая деятельность — это искусство — «искусство самое обширное и сложное, самое высокое и самое необходимое из всех искусств». Оно опирается на множество обширных и сложных наук; как и любое искусство, оно требует, кроме знаний, наличия способностей и наклонностей и, как искусство, оно стремится к идеалу, «вечно достигаемому и никогда вполне не достижимому: к идеалу совершенного человека. Педагогическая деятельность — это первое и высшее искусство потому, что она стремится практически «удовлетворить величайшей из потребностей человека и человечества — их стремление к усовершенствованиям в самой человеческой природе».
Но и в строительстве самой педагогической науки Ушинский четко различал, что имеет «общечеловеческие основы», а что под видом этих основ навязывается отечественной школе и педагогике, наподобие пресловутого классицизма или схоластической «системы германской педагогики», претендующей, по его словам, «на всемирность и всеобъемлемость», на «создание универсальной педагогической теории» (I; 97, 91). Жестко отвергая эти претензии и считая, что России пора отказаться от «немецких пеленок» (I; 128), он отмечал: «Должно отдать полную справедливость немцам, что они довели свою национальную педагогику до такого совершенства, до которого еще далеко всем прочим народам», однако нельзя не видеть, что в самой Германии «сомнение в этих совершенствах и даже в самом существовании педагогики как науки начинает проявляться в умах более свежих».
Подтверждение таких сомнений Ушинский видел в трудах А. Дистервега. «Дистервег, – писал он, – один из известнейших педагогов Германии, которого никак нельзя упрекнуть во вражде к науке, оглядываясь на страшную груду немецких педагогических книг, говорит: «Найдет ли кто-нибудь в них дыхание жизни, самостоятельный образ мыслей и энергию? Переходят ли их мнения в убеждения, убеждения в дела, и вытекают ли их воззрения из фактов? Это по большей части холодные, бессмысленные груды печатной бумаги… Если мы сравним обработку педагогики как науки с тем совершенством, которого достигли другие науки, то мы не можем не видеть, что для педагогики еще многое остается сделать. Очевидно, что не она выработалась еще в полную систему, и нельзя указать ни на одно сочинение, в котором заключалась бы признанная всеми или вообще годная и испытанная система науки воспитания. В строгом смысле слова такая система не существует. Мы имеем только отрывки ее и предварительные работы».
Таким образом педагогика это и наука, и искусство воспитания. Осуществлять научные задачи и быть искусным педагогом и есть призвание учителя, дело которого, «скромное по наружности», — одно из величайших дел истории». Таким образом, не только Ушинский, но и ряд выдающихся западных его современников-педагогов отдавали себе отчет в том, что представляла собой педагогика их эпохи. С этим вместе неизбежно вставал вопрос: что же необходимо сделать, чтобы она приобрела, наконец, подлинно научные основания?

Заключение

Велики заслуги Ушинского в духовном объединении и идейном сплочении прогрессивных педагогических сил в самой России. Все лучшие отечественные педагоги так или иначе были последователями Ушинского. «Наука потому и наука, что принимает в свою область только те выводы, которые справедливы по законам общего человеческого мышления». Вывод о том, что воспитание народно, национально, следует считать научным, ибо он, выражаясь словами самого Ушинского, справедлив по законам общего человеческого мышления. «Каждый образованный народ только тогда имеет значение в науке, когда обогащает ее истинами, которые остаются такими для всех народов».
Поэтому, по Ушинскому, педагогика — это и наука, и искусство воспитания. Осуществлять научные задачи и быть искусным педагогом и есть призвание учителя, дело которого, «скромное по наружности», — одно из величайших дел истории».