Что заставляет нас делать выбор в пользу добра
Глава 2. Общество как мир культуры
Что заставляет нас делать выбор в пользу добра
Как уже отмечалось, для нравственных отношений характерна автономная регуляция, т.е. уровень этих отношений во многом зависит от воли самих субъектов (участников). Человек всегда имеет свободу выбора: либо он разделяет моральные ценности данного общества и добровольно выбирает линию нравственного поведения, либо своими поступками бросает вызов общественному мнению и общественной морали. Главный мотив и судья в нравственных отношениях — совесть. Именно она не даёт человеку покоя («муки совести») за совершённые неблаговидные поступки, даже когда о них никому не известно. Если стыд — чувство, направленное вовне, выражающее ответственность человека перед другими людьми, то совесть направлена вовнутрь личности и является выражением её ответственности только перед собою.
В этике совесть, так же как добро, зло, справедливость, долг, честь, достоинство, относится к моральным категориям. Выделяют также моральные принципы, например принцип гуманизма. Принципы морали служат основой для наполнения моральных норм конкретным содержанием. Ещё одним компонентом выступают нормы морали — формы нравственного требования, определяющие поведение людей в различных ситуациях.
Современная жизнь на каждом шагу ставит человека перед множеством разнообразных ситуаций, в которых ему приходится принимать решения. Важно, чтобы ответственные решения принимались на основании гуманистических нравственных принципов. Например, приоритет спасения человека вообще, готовность немедленно помочь женщине или ребёнку; рискуя собственной жизнью, предотвратить аварию, последствия которой могут быть катастрофичны для окружающих и повлечь за собой невосполнимые потери значительных материальных ценностей.
Категории долга в морали отводится особенная роль. Не случайно этику довольно часто называют наукой о должном, подчёркивая её нормативный характер. Нравственный долг — это своеобразная точка пересечения морального сознания (мышления) личности с добровольным нравственным выбором и поступком. Существование долга как необходимость в определённом поведении не только не исключает, но и предполагает проблему его выбора. Именно выбор между «я хочу» и «я должен» и определяет уровень самосознания личности и её нравственную зрелость. Моральное сознание без нравственного поступка ничего не стоит. Нравственный долг выступает в качестве эталона по отношению к другим разновидностям долга (семейного, гражданского, профессионального).
Прогресс морали связан с постепенной реализацией гуманистических установок в человеческом общежитии: совершать добро и воздерживаться от зла, заботиться не только о личном, но и об общественном благе.
В жизни человек проходит несколько этапов самосознания, т. е. постижения содержания и направленности собственного внутреннего мира, своего «Я». Это постижение тесно сопряжено с таким понятием, как смысл жизни. Смысл жизни — сложная система внутренних духовных ценностей, ради достижения которых человек учится, работает, дружит и любит, создаёт семью, воспитывает детей, отдаёт сыновний (дочерний) долг родителям.
В смысле жизни сопряжены понятия высокого и низкого, благородного и подлого, любви и ненависти, храбрости и трусости, верности и предательства. Перечисленные категории, противостоящие друг другу, дают человеку возможность постоянно иметь в виду противоположные варианты поступков и линий поведения.
В этих же категориях оцениваются побуждение к действиям и содержание деятельности других людей («трус не играет в хоккей» — звучит рефреном в известной спортивной песне). Помимо отношения к непосредственному окружению, человек оценивает с нравственных позиций и вырабатывает своё отношение к таким сложным реалиям, как человечество, глобальные проблемы, история страны, историческая и современная культура и многое другое. Всё это в совокупности образует нравственную культуру личности. Нравственная культура — это степень восприятия индивидом нравственного сознания и культуры общества, показатель того, насколько глубоко требования нравственности воплотились в реальных поступках человека.
Побуждает людей к нравственным поступкам, помимо, говоря словами Канта, внутреннего закона внутри нас, и сила общественного мнения — внешний регулятор морального поведения. Социум поддерживает силой общественного мнения побуждение к полезной деятельности и одновременно осуждает негативные действия.
Если по каким-то причинам человек систематически совершает действия, оказывающиеся в противоречии с образцами позитивного нравственного поведения, то он стремится найти поддержку в группах, следующих «перевёрнутым» нравственным образцам. В таких группах, чаще всего достаточно замкнутых и имеющих свои правила внутренней дисциплины, хорошее выдаётся за плохое, осмеивается, дискредитируется недоверием и прямым поношением. (Можете ли вы привести примеры таких групп?)
В отличие от закона, который поддерживается всеми возможностями государства, включая скрытое и явное принуждение, мораль опирается на доминирующие в обществе представления о «здоровом» или «больном» духе, на возведение в образец поступков, одобряемых большинством членов общества, на укоренившееся в сознании многих людей представление о том, «что такое хорошо и что такое плохо».
Большинством исследователей общественное мнение в наиболее общем значении толкуется как одобрение или неодобрение публично наблюдаемых позиций и поведения, которые выражаются определённой частью общества или обществом в целом. Оно представляет собой оценку значимых явлений общественной жизни.
Проблема общественного мнения имеет давнюю историю. В её основе лежат взгляды двух знаменитых древнегреческих философов — Протагора (ок. 490 — ок. 420 до н. э.), который определял «публичное мнение» как мнение большинства населения, и Платона, который полагал, что «публичное мнение» — мнение лишь аристократии. Эти позиции в дальнейшем получили своё развитие в социальной философской мысли. Сторонники первой позиции определяют общественное мнение как силу, с которой должны считаться, как инструмент участия народа в управлении государственными делами. Сторонники второй утверждают, что мнение господствующей элиты выступает как сила, воздействующая на население.
Подобно тому, как в общественном мнении концентрируются мнения, настроения и эмоции представителей различного рода групп, общностей и даже всего общества, в нём отражается и общее состояние массового сознания, базирующегося на нормах культуры, общих представлениях людей о должном, справедливом и прекрасном.
В подавляющем большинстве случаев актуальные экономические, политические, правовые, религиозные и иные проблемы, по которым формируется общественное мнение, имеют морально-этическую составляющую. В своё время на нравственную природу общественного мнения обращал внимание Г. Гегель.
Таким образом, общественное мнение, осуждая одни поступки и одобряя другие, выступает одной из важных форм социального контроля. Активность и значение общественного мнения определяются характером социальной структуры общества, уровнем развития нравственной культуры, демократических институтов и свобод.
В обществе всегда заметны бескорыстные люди из самых разных социальных слоёв. Они готовы «работать за идею», жертвуя личными удобствами ради интересов своей социальной группы или общества в целом. Нередко они рискуют не только собственным благополучием, но и жизнью. Таких людей в обществе считают подвижниками или героями. Поведение этих ярких личностей подкрепляет убеждение в правоте позитивных нравственных установок и необходимости осуждения негативных тенденций и образцов человеческого поведения. (Приведите примеры таких личностей.)
Однако немало и тех, кто сосредоточил свои интересы преимущественно на личном благополучии и готов добиваться его любой ценой, «перераспределяя» в свою пользу материальные ценности, общественное признание, авторитет. Один из истоков коррупции в нашем обществе связан со стремлением получить материальные и иные блага, используя своё служебное положение. Как правило, это достигается за счёт двусмысленных формулировок в законах и инструкциях, отсутствия в них чётких требований, либо практикой сохранения безнаказанности за неисполнение того, что требуют закон, нормы нравственности и здравый смысл. Усложнение бюрократических процедур также способствует созданию «оперативного простора» для социальных хищников. Они в состоянии безбедно жить и цинично действовать до тех пор, пока общественное мнение, осуждающее их, не получает поддержки закона и государства.
Значительное влияние на общественное мнение в обсуждении жизненно важных для социума проблем оказывают СМИ и гражданская позиция видных представителей отечественной интеллигенции, чей нравственный авторитет позволяет считать их совестью общества.
Окончание >>>
Источник
Psychologies:
С чем у вас связано слово «свобода»?
Мариэтта Чудакова:
Я сразу вспоминаю Хлебникова: «Свобода приходит нагая, Бросая на сердце цветы, И мы, с нею в ногу шагая, Беседуем с небом на «ты»*. Это очень глубокая цитата, как бывает только у поэтов. Глубже, чем сам человек, может, думает. Представьте себе прекрасную семнадцати- или шестнадцатилетнюю девушку, которая вдруг, в силу вещей, оказалась среди толпы нагая. И от этой толпы зависит – или быстро ее прикрыть, прикрыть ее наготу, или надругаться над ней. Свобода приходит нагая, она приходит как возможность. И у нее нет защиты от злоупотреблений!
Что такое вообще свобода?
М. Ч.:
Есть разные свободы. Свобода воли, свобода выбора между добром и злом, которая дана нам с рождения. Для меня это аксиома. Но если человек выбирает зло, он может стать рабом своего выбора, рабом зла. Так случилось со многими на наших глазах… И тогда эти люди оказываются в тисках своего выбора, они уже несвободны. А когда человек делает выбор в пользу добра, то он становится свободным, на мой взгляд. Так я сейчас подумала, отвечая на ваш вопрос.
Мариэтта Чудакова, филолог, специалист по Булгакову и Зощенко; писатель, автор книжных серий «Не для взрослых. Время читать!», «Дела и ужасы Жени Осинкиной» (Время, 2012). Работала в Президентском совете и Федеральной комиссии по помилованию при Президенте РФ.
Вы человек решительных поступков, твердых принципов, ясно выраженных мнений. Для меня и для очень многих вы олицетворяете свободного человека, человека без страха. Откуда в вас это ощущение?
М. Ч.:
Не знаю, не знаю. Это природное, наверное, качество. Моя любимая пословица испанская: «Никто не может сказать «Я смел». Он может только сказать: «Я был смел». У меня отец дагестанец, и там действительно бояться, по крайней мере у мужчин, было не принято. Может, это как-то передалось от отца. Родители – я потом поняла это, с годами, – с необычайным уважением относились к детям (у меня две сестры и два брата). Приведу маленький пример. У меня была подруга, я с ней училась с пятого класса и до пятого курса на филфаке. Денег у нас в семье было заведомо меньше, чем у нее. Мне с собой давали копейки какие-то, и то я их отпихивала, а мне говорили: «Нет, возьми в буфет». Так вот, я почти всегда старалась за нее платить, знаете почему? Она рассказывала, что мама спрашивает у нее вечером: «Куда дела деньги?» Я не могла представить себе, чтобы в нашей нищей семье родители кому-то задали такой вопрос. Это было совершенно исключено! Или, например, чтобы сказали: ты врешь! Не принято было врать и не принято было наказывать детей. Мама ненавидела слово «наказывать», говорила: «Мои дети и так прекрасно знают, когда я недовольна ими, когда они меня обидели, – мне не надо для этого их наказывать». И никогда не заставляла просить прощения. Все как-то по-другому решалось.
Наверное, так они оберегали в детях чувство собственного достоинства?
М. Ч.:
Да, пожалуй. Могу предполагать, что тут еще и генетика сказывается. Смешно, но я всегда своих стопроцентно русских друзей ругаю: «Чтобы вы поняли, что задели ваши чувства, вам надо долго объяснять». Если меня задели, так сказать, за живое, я слышу свой голос! Я не преувеличиваю: я не успеваю подобрать слова, придумать ответ – просто уже слышу свой голос со стороны… Я однажды целый семестр с отцом ездила на метро: я в университет, он на работу. Входим в Сокольниках на платформу, и тут его кто-то задел. Он резко обернулся, смотрел страшным взглядом. Я сказала: «Папа, ну с тобой просто ездить стыдно. Он же нечаянно тебя задел». Он ответил: «Дочка, ничего не могу сделать. У нас до мужчины пальцем нельзя дотронуться».
Начать работать головой!
В предисловии к своей книжке «для смышленых людей от 10 до 16 лет» Мариэтта Чудакова пишет: «Подумавши, пришла я к выводу, что эта книжка – все-таки не для каждого даже из смышленых. А только для таких, кто или уже любит и умеет анализировать, или хочет этому выучиться. А что это значит – «анализировать»? Ну, это прежде всего – думать. Работать головой. Пользоваться своим разумом как рабочим инструментом. Не довольствоваться одними эмоциями – типа «Не нравится и все!» Или – «А моя бабушка говорит, что…». Но пытаться узнать и понять. Вам кажется, например, что кто-то поступил плохо, потому что причинил лично вам и вашим близким какое-то – и, может быть, очень чувствительное – неудобство. Но этого, должна вам сообщить по секрету, еще недостаточно для того, чтобы тут же его возненавидеть и начать поносить. (Хотя многим взрослым дяденькам и тетенькам у нас в России кажется, что совершенно достаточно.) Сначала нужно разобрать все происшедшее на составные части. Затем установить между ними причинно-следственные связи… Впрочем, прояснится все это дальше».
М. Чудакова «Егор» (Время, 2012).
Да, такое острое ощущение личного пространства…
М. Ч.:
Известно же, что у англичан дистанция должна быть больше 30 сантиметров. Вот и у меня такая же привычка; если ко мне человек близко подойдет, я вообще разговаривать не могу. И когда я впервые попала в Америку и узнала слово privacy (до этого я по-английски читала научную литературу, но не знала такого слова), я воскликнула: «Ничего себе! Мне этого в России всегда не хватало, но я не знала, что есть для этого даже специальное слово. Хотя всегда очень остро чувствовала, что у нас никто не считается с privacy».
Как вы пережили расставание с иллюзиями? Это ведь тоже освобождение…
М. Ч.:
Я помню точно этот момент! Три с половиной часа чтения доклада Хрущева, перевернувшие всю мою жизнь. Второй курс. Вышел секретарь партбюро и объявил, хорошо помню: «Будет сейчас зачитан документ ЦК КПСС. Обсуждению не подлежит». По аудитории, где было триста с лишним студентов, прокатился недовольный шумок: у-у-у-у-у. Не могло быть и речи, чтобы при жизни Сталина недовольство проявилось даже вот так, безымянно. В общем, тогда я вошла в аудиторию одним человеком, вышла – другим. Прекрасно помню слова, которые горели у меня в мозгу: «Нет, я никогда, никогда не пойду за идеей, которая требует миллионных жертв!» В моей семье отец и братья были коммунистами, а я из идейной комсомолки превратилась в убежденного идейного антикоммуниста. Но при этом убежденность и идейность во мне от отца. Так бывает.
Когда открылась страшная картина сталинских преступлений, как это подействовало на отца?
М. Ч.: На отца подействовало ужасно, что Сталин знал. Ужасно. Тут надо вернуться к тому моменту, когда отец кончил Сельскохозяйственную Академию и как истинный сын своей республики поехал в Дагестан. Его назначили Управляющим рыбными промыслами в Дагестанские Огни, недалеко от Дербента. Поехала с ним мама с двумя детьми, беременная третьим ребенком. Мама всегда рассказывала: как там хорошо жили, больше никогда не жили. Им дали виллу двухэтажную, две няньки, и кухарка и охранник-красноармеец с ружьем, потому что в любой момент могут с гор спуститься и умыкнуть маму. Но мама заболела тропической малярией, которая там была распространена. Была такая особенность: никто из дагестанцев не болели, болели только приезжие. Она рожала третьего ребенка, мою старшую сестру с температурой сорок, вся напичканная хинином…И врач сказал отцу: «Омар, уезжай, потеряешь семью. У тебя заболеют все дети, погибнут, могут погибнуть. Ты видишь, русские не выдерживают нашего климата. И мы ничего не можем сделать. Не можем жену твою вылечить. Уезжай».
Он уехал. И через несколько лет начался террор и все, кто носил фамилию Хан-Магомедов, включая моего деда, все были вырублены в течение года. Женщин не брали. Начали, конечно, с дяди, с Наркома, интересовали высшие чины, так сказать, а потом взяли всех, кто носил эту фамилию. Всех до одного. Причем, интересно, что этого Наркома, дядю отца, брали в Пятигорске. Я потом его следственное дело выписывала и смотрела. Его стали там же в следственной тюрьме НКВД допрашивать, и этот человек пробовал убежать из кабинета следователя. Ему это почти удалось! Он прыгнул в пролет лестницы (ну, горец, это все для него было возможно), но неудачно приземлился, сломал пятку. Его взяли, два месяца врач продлевал ему бюллетень, потом вынужден был отдать на пытки, все как положено. Мой отец всегда писал: отец репрессирован, 10 лет без права переписки. Тогда еще верили, что это так и есть, что он где-то в лагерях северных. Потом партия дала отцу бумажку: «умер в 1942 году от воспаления легких». Он говорил: «Ну да, конечно, мы, южане не переносим этого климата.» Он верил в это. Я потом только узнала из следственного дела деда, что ничего подобного – расстреляли в январе 1938 года.
Как я потом поняла, отец ждал, что его в любой момент могут взять. Не взяли только потому, что он в другом городе жил. Известно уже давно, что брали по местам, а по другим городам не было времени искать эти фамилии. Здесь его чудом не тронули, но несомненно он ждал. И прошло много лет после его смерти, когда я оценила, как же дома он никогда не создавал обстановки, что чего-то надо бояться. Никакой атмосферы страха не было в послевоенные годы, которые я уже помню. Мы, наоборот, знали, что отец вернулся с войны, куда ушел добровольцем, провоевал во всех страшных сражениях: московское сражение, Сталинград, Курская битва, дошел до Эльбы и вернулся. Живой и невредимый, что очень редко бывало. Но прекрасно помню вечер в 1956 году, когда он вернулся после чтения доклада из Министерстве рыбной промышленности. Он был белый, меловой бледности. Пришел домой, разделся, сел за стол. Молча. Я сижу. И дальше дословно его текст: «Я не знал, что Сталин все знает. Помолчал. «Я думал, это страшные ошибки, но Сталин о них не знает!» Еще помолчал. Я сидела, не дыша, потому что он был не в своем обычном состоянии. Главное – эта его бледность, я никогда не видела его таким бледным. «Я не понимаю, как те, кто знал, что он знает, не убили его.» Помолчал еще и сказал: «Если бы я знал это, я пожертвовал бы всем и убил бы его». Подразумевалось – не только своей жизнью, но семьей, всем на свете. А так как он не умел врать, то сказал то, что на самом деле думал, и несомненно это бы выполнил!.
Вы, историк литературы, десять лет назад вдруг стали писать книги для детей. Почему? Вы устали от науки, захотели освоить новый жанр или увидели в этом свою миссию?
М. Ч.:
Нет, дело свое я люблю так же страстно, как в 23 года, но вот поди ж ты: заело, что подростков кормят исключительно фэнтези, будто их реальной страны не существует в природе. Вообще на подростков все махнули рукой: они не видят своего места в России. Они слышат от взрослых, что кругом воры и преступники, все распродано, расхищено и поделено, «от нас ничего не зависит». А подростки – люди активные, они хотят делать что-то справедливое, доброе. И я решила показать им такую возможность. При этом, заметьте, я большая поклонница Гарри Поттера. Но нельзя же после школы прямо из волшебной страны оказаться в России. Мне запомнился один комплимент: что по моей «Жене Осинкиной» можно изучать географию России. Это была одна из моих целей. Там все списано с натуры, описываю только те места, которые сама проехала на машине. Еще хотела рассказать о нашей Конституции – на мой взгляд, очень хорошей. Дать какие-то элементарные сведения по праву. Про преступления и наказания у меня там все «правильно» – еженедельно заседая в Комиссии по помилованию при президенте Ельцине, я прочитала десятки тысяч приговоров. Еще, конечно, это книжка про уважение к детям – оно залог того, что они смогут вырасти свободными людьми. Но у нас пока даже уважение родителей ко всем окружающим согражданам – редкий случай. Еще, увы, не погашен советский импульс: «Какие там тонкости между нами – рабами?!»
В семье Жени я узнаю вашу семью. Удалось ли вам воспитать свою дочь свободной?
М. Ч.:
На этот вопрос мне ответить трудно. Спросите у дочери. У нас с Сашей (Александр Чудаков – муж Мариэтты Чудаковой. – Прим. ред.) была эта мысль: как сделать так, чтобы ребенок не стал советским. Мы не покупали телевизор, она нас за это ненавидела и презирала, но я говорила: пожалуйста, ходи к подругам. Оберегали как могли. Маша много сама писала, прекрасно рисовала. Очень смешно, в третьем классе она прибегает – а у нас с ней был общий стол, была очередь на него. Я ей: «Ну Маша, дай я сяду, буду писать». А она говорит: «Ты весь день работаешь, а я весь день пера в руку не брала!» Ну, я уступила. Книг в доме много, она могла взять любую. Я только одну книгу видела, которая вредна ребенку. Сначала никак не могла понять, почему дочка вдруг какая-то бандитка стала. В дневнике пишут: «Бегала по подвалам с мальчиками и взрывала пистоны», «по-волчьи выла в классе». Оказалось, что она прочла «Пеппи Длинныйчулок». А там главная мысль – «Не слушайтесь никого!» Меня это поразило. Но, может быть, такой выплеск нужен иногда. В этом тоже есть свобода.
Я Маше говорила, как только она стала понимать: «Ты можешь делать все что угодно, тебе все разрешается, кроме того, что мешает другим людям». Все! Я старалась это ей внушить: сразу подумай, мешает это другим или нет? Ну например, она без конца нам приносила кошек-собак. Сколько их прошло через наш дом! Мы их приводили в порядок, а потом хорошим людям отдавали, и она знала, что можно притащить кого угодно, любого шелудивого котенка или щенка. В этом смысле – полная свобода. И она это прекрасно понимала: никому родители не разрешают таскать домой всякую живность, а ей можно.
Вы много ездите по России, выступаете, развозите хорошие книги, разговариваете с молодыми людьми. Вы думаете, книги могут всерьез на них повлиять?
М. Ч.:
Я исхожу из того, что на взрослых хорошие книги морального влияния практически не оказывают, но на детей и подростков – огромное. Семья и книги – вот из чего складывается свободная личность. Собственно, дальше они сами справятся.
* В. Хлебников. Избранные сочинения (Азбука, 1998).
Источник