Крылов послание о пользе страстей

Крылов послание о пользе страстей thumbnail

Почто, мой друг, кричишь ты так на страсти
И ставишь их виной всех наших зол?
Поверь, что нам не сделают напасти
Любовь, вино, гульба и вкусный стол.
Пусть мудрецы, нахмуря смуры брови,
Журят весь мир, кладут посты на всех,
Бранят вино, улыбку ставят в грех
И бунт хотят поднять против любови.
Они страстей не знают всей цены;
Они вещам дать силы не умеют;
Хотя твердят, что вещи все равны,
Но воду пьют, а пива пить не смеют.
По их словам, полезен ум один:
Против него все вещи в мире низки;
Он должен быть наш полный властелин;
Ему лишь в честь венцы и обелиски.
Он кажет нам премудрые пути:
Спать нажестке, не морщась пить из лужи,
Не преть в жары, не мерзнуть век от стужи,
И словом: быть бесплотным во плоти,
Чтоб, навсегда расставшись с заблужденьем,
Презря сей мир, питаться — рассужденьем.

Но что в уме на свете без страстей?—
Природа здесь для нас, ее гостей,
В садах своих стол пышный, вкусный ставит,
Для нас в земле сребро и злато плавит,
А мудрость нам, нахмуря бровь, поет,
Что здесь во всем для наших душ отрава,
Что наши все лишь в том здесь только права,
Чтоб нам на всё смотреть разинув рот.
На что ж так мир богат и разновиден?
И для того ль везде природа льет
Обилие, чтоб только делать вред?—
Величеству ее сей суд обиден.
Поверь, мой друг, весь этот мудрый шум
Между людей с досады сделал ум.
И если б мы ему дались на волю,
Терпели бы с зверями равну долю;
Не смели бы возвесть на небо взор,
Питались бы кореньями сырыми,
Ходили бы нагими и босыми
И жили бы внутри глубоких нор.

Какие мы ни видим перемены
В художествах, в науках, в ремеслах,
Всему виной корысть, любовь иль страх,
А не запачканы, бесстрастны Диогены.

На что б вино и ткани дальних стран?
На что бы нам огромные палаты,
Коль были бы, мой друг, мы все Сократы?
На что бы плыть за грозный океан,
Торговлею соединять народы?
А если бы не плыть нам через воды,
С Уранией на что б знакомство нам?
К чему бы нам служили все науки?
Ужли на то, чтоб жить, поджавши руки,
Как встарь живал наш праотец Адам?

Под деревом в шалашике убогом
С праматерью не пекся он о многом.
Виньол ему не строивал палат,
Он под ноги не стлал ковров персидских,
Ни жемчугов не нашивал бурмитских,
Не иссекал он яшму иль агат
На пышные кубки для вин превкусных;
Не знал он резьб, альфресков, позолот
И по стенам не выставлял работ
Рафаэлов и Рубенсов искусных.
Восточных он не нашивал парчей;
Когда к нему ночь темна приходила,
Свечами он не заменял светила,
Не превращал в дни ясные ночей.
Обедывал он просто, без приборов,
И не едал с фаянсов иль фарфоров.
Когда из туч осенний дождь ливал,
Под кожами зуб об зуб он стучал
И, щуряся на пасмурность природы,
Пережидал конца дурной погоды,
Иль в ближний лес за легким тростником
Ходил нагой и верно босиком;
Потом, расклав хворостнику беремя,
Он сиживал с женой у огонька
И проводил свое на свете время
В шалашике не лучше калмыка.
Все для него равно на свете было,
Ничто его на свете не манило;
Так что ж его на свете веселило?

А все-таки золотят этот век,
Когда труды природы даром брали,
Когда ее вещам цены не знали,
Когда, как скот, так пасся человек.
Поверь же мне, поверь, мой друг любезный,
Что наш златой, а тот был век железный,
И что тогда лишь люди стали жить,
Когда стал ум страстям людей служить.
Тогда пути небесны нам открылись,
Художества, науки водворились;
Тогда корысть пустилась за моря
И в ней весь мир избрал себе царя.
Тщеславие родило Александров,
Гальенов страх, насмешливость Менандров;
Среди морей явились корабли;
Среди полей — богатыри-полканы;
Там башни вдруг, как будто великаны,
Встряхнулися и встали из земли,
Чтоб вдаль блистать верхами золотыми.
Рассталися с зверями люди злыми,
И нужды, в них роями разродясь,
Со прихотьми умножили их связь;
Солдату стал во брани нужен кесарь,
Больному врач, скупому добрый слесарь.
Страсть к роскоши связала крепче мир.
С востока к нам — шелк, яхонты, рубины,
С полудня шлют сыры, закуски, вины,
Сибирь дает меха, агат, порфир,
Китай — чаи, Левант нам кофе ставит;
Там сахару гора, чрез океан
В Европу мчась, валы седые давит.

Искусников со всех мы кличем стран.
Упомнишь ли их всех, моя ты муза?
Хотим ли есть?— Дай повара француза,
Британца дай нам школить лошадей;
Женился ли, и бог дает детей,
Им в нянюшки мы ищем англичанку;
Для оперы поставь нам итальянку;
Джонсон — обуй, Дюфо — всчеши нам лоб,
Умрем, и тут — дай немца сделать гроб.

Различных стран изделия везутся,
Меняются, дарятся, продаются;
Край света плыть за ними нужды нет!
Я вкруг себя зрю вкратце целый свет.
Тут легка шаль персидска взор пленяет
И белу грудь от ветра охраняет;
Там английской кареты щегольской
Чуть слышен стук, летя по мостовой.
Все движется, и все живет меной,
В которой нам указчик первый страсти.
Где ни взгляну, торговлю вижу я;
Дальнейшие знакомятся края;
Знакомщик их — причуды, роскошь, сласти.
Ты скажешь мне: «Но редкие умы?»
Постой! Возьмем людей великих мы;
Что было их душою? Алчность славы
И страсть, чтоб их делам весь ахал мир.
Там с музами божественный Омир,
Гораций там для шуток и забавы,
Там Апеллес вливает душу в холст,
Там Пракситель одушевляет камень,
Который был нескладен, груб и толст,
А он резцом зажег в нем жизни пламень.
Чтоб приобресть внимание людей,
На трех струнах поет богов Орфей,
А Диоген нагой садится в кадку —
Не деньги им, так слава дорога,
Но попусту не делать ни шага
Одну и ту ж имеют все повадку.

У мудрецов возьми лишь славу прочь,
Скажи, что их покроет вечна ночь,
Умолкнут все Платоны, Аристоты,
И в школах вмиг затворятся вороты.
Но страсти им движение дают:
Держася их, в храм славы все идут,
Держася их, людей нередко мучат,
Держася их, добру их много учат.

Чтоб заключить в коротких мне словах,
Вот что, мой друг, скажу я о страстях:
Они ведут — науки к совершенству,
Глупца ко злу, философа к блаженству.
Хорош сей мир, хорош; но без страстей
Он кораблю б был равен без снастей.

Источник

  1. И. А. Крылов
  2. Полн. собр. соч.
  3. Т. 3

Почто, мой друг, кричишь ты так на страсти
И ставишь их виной всех наших зол?
Поверь, что нам не сделают напасти
Любовь, вино, гульба и вкусный стол.
Пусть мудрецы, нахмуря смуры брови.
Журят весь мир, кладут посты на всех,
Бранят вино, улыбку ставят в грех
И бунт хотят поднять против любови.
Они страстей не знают всей цены;
10 Они вещам дать силы не умеют;
Хотя твердят, что вещи все равны,
Но воду пьют, а пива пить не смеют.
По их словам, полезен ум один;
Против него все вещи в мире низки;
Он должен быть наш полный властелин;
Ему лишь в честь венцы и обелиски.
Он кажет нам премудрые пути:
Спать нажестке, не морщась пить из лужи,
Не преть в жары, не мерзнуть век от стужи,
20 И словом: быть бесплотным во плоти,
Чтоб, навсегда расставшись с заблужденьем,
Презря сей мир, питаться — рассужденьем.

Но что в уме на свете без страстей?—
Природа здесь для нас, ее гостей,
В садах своих стол пышный, вкусный ставит,
Для нас в земле сребро и злато плавит,
А мудрость нам, нахмуря бровь, поет,
Что здесь во всем для наших душ отрава,
Что наши все лишь в том здесь только права,
30 Чтоб нам на всё смотреть разинув рот.
На что ж так мир богат и разновиден?
И для того ль везде природа льет
Обилие, чтоб только делать вред?—
Величеству ее сей суд обиден.
Поверь, мой друг, весь этот мудрый шум
Между людей с досады сделал ум.

Читайте также:  Семечки подсолнуха польза и вред при диете

306

И если б мы ему дались на волю,
Терпели бы с зверями равну долю;
Не смели бы возвесть на небо взор,
40 Питались бы кореньями сырыми,
Ходили бы нагими и босыми
И жили бы внутри глубоких нор.

Какие мы ни видим перемены
В художествах, в науках, в ремеслах,
Всему виной корысть, любовь иль страх,
А не запачканны, бесстрастны Диогены.

На что б вино и ткани дальних стран?
На что бы нам огромные палаты,
Коль были бы, мой друг, мы все Сократы?
50 На что бы плыть за грозный океан,
Торговлею соединять народы?
А если бы не плыть нам через воды,
С Уранией на что б знакомство нам?
К чему бы нам служили все науки?
Ужли на то, чтоб жить поджавши руки,
Как встарь живал наш праотец Адам?

Под деревом в шалашике убогом
С праматерью не пекся он о многом.
Виньол ему не строивал палат,
60 Он под ноги не стлал ковров персидских,
Ни жемчугов не нашивал бурмитских,
Не иссекал он яшму иль агат
На пышные кубки для вин превкусных;
Не знал он резьб, альфресков, позолот
И по стенам не выставлял работ
Рафаэлов и Рубенсов искусных.
Восточных он не нашивал парчей;
Когда к нему ночь темна приходила,
Свечами он не заменял светила,
70 Не превращал в дни ясные ночей.
Обедывал он просто, без приборов,
И не едал с фаянсов иль фарфоров.
Когда из туч осенний дождь ливал,
Под кожами зуб об зуб он стучал

307

И, щуряся на пасмурность природы,
Пережидал конца дурной погоды,
Иль в ближний лес за легким тростником
Ходил нагой и верно босиком;
Потом, расклав хворостнику беремя,
80 Он сиживал с женой у огонька,
И проводил свое на свете время
В шалашике не лучше калмыка.
Всё для него равно на свете было,
Ничто его на свете не манило;
Так что ж его на свете веселило?

А все-таки золотят этот век,
Когда труды природы даром брали,
Когда ее вещам цены не знали,
Когда, как скот, так пасся человек.
90 Поверь же мне, поверь, мой друг любезный,
Что наш златой, а тот был век железный,
И что тогда лишь люди стали жить,
Когда стал ум страстям людей служить.
Тогда пути небесны нам открылись,
Художества, науки водворились;
Тогда корысть пустилась за моря
И в ней весь мир избрал себе царя.
Тщеславие родило Александров,
Гальенов страх, насмешливость Менандров;
100 Среди морей явились корабли;
Среди полей богатыри-полканы;
Там башни вдруг, как будто великаны,
Встряхнулися и встали из земли,
Чтоб вдаль блистать верхами золотыми.
Рассталися с зверями люди злыми,
И нужды, в них роями разродясь,
Со прихотьми умножили их связь;
Солдату стал во брани нужен Кесарь,
Больному врач, скупому добрый слесарь.
110 Страсть к роскоши связала крепче мир.
С востока к нам — шёлк, яхонты, рубины,
С полудня шлют сыры, закуски, вины,
Сибирь дает меха, агат, порфир,
Китай — чаи, Левант нам кофе ставит;

308

Там сахару гора, чрез океан
В Европу мчась, валы седые давит.

Искусников со всех мы кличем стран.
Упомнишь ли их всех, моя ты Муза?
Хотим ли есть?— Дай повара француза,
120 Британца дай нам школить лошадей;
Женился ли, и бог дает детей?
Им в нянюшки мы ищем англичанку;
Для оперы поставь нам итальянку;
Джонсон — обуй, Дюфо — всчеши нам лоб;
Умрем, и тут — дай немца сделать гроб.

Различных стран изделия везутся,
Меняются, дарятся, продаются;
Край света плыть за ними нужды нет!
Я вкруг себя зрю вкратце целый свет.
130 Тут легка шаль персидска взор пленяет
И белу грудь от ветра охраняет;
Там английской кареты щегольской
Чуть слышен стук, летя по мостовой.
Всё движется и всё живет меной,
В которой нам указчик первый страсти.
Где ни взгляну, торговлю вижу я;
Дальнейшие знакомятся края;
Знакомщик их — причуды, роскошь, сласти.
Ты скажешь мне:— Но редкие умы?—
140 Постой! Возьмем людей великих мы;
Что было их душою? Алчность славы
И страсть, чтоб их делам весь ахал мир.
Там с музами божественный Омир,
Гораций там для шуток и забавы,
Там Апеллес вливает душу в холст,
Там Пракситель одушевляет камень,
Который был нескладен, груб и толст,
А он резцом зажег в нем жизни пламень.
Чтоб приобресть внимание людей,
150 На трех струнах поет богов Орфей,
А Диоген нагой садится в кадку.—
Не деньги им, так слава дорога,
Но попусту не делать ни шага
Одну и ту ж имеют все повадку.

309

У мудрецов возьми лишь славу прочь,
Скажи, что их покроет вечна ночь,
Умолкнут все Платоны, Аристоты,
И в школах в миг затворятся вороты.
Но страсти им движение дают:
160 Держася их, в храм славы все идут,
Держася их, людей нередко мучат,
Держася их, добру их много учат.

Чтоб заключить в коротких мне словах,
Вот что, мой друг, скажу я о страстях:
Они ведут: науки к совершенству,
Глупца ко злу, философа к блаженству.
Хорош сей мир, хорош: но без страстей
Он кораблю б был равен без снастей.

Крылов И.А. Послание о пользе страстей // И.А. Крылов. Полное собрание сочинений. М.: Гос. изд-во худож. лит., 1945—1946. Т. 3, с. 306—310.

© Электронная публикация — РВБ, 2007—2021. Версия 2.0 от 12 октября 2018 г.

Источник

Иван Андреевич Крылов

Почто, мой друг, кричишь ты так на страсти

И ставишь их виной всех наших зол?

Поверь, что нам не сделают напасти

Любовь, вино, гульба и вкусный стол.

Пусть мудрецы, нахмуря смуры брови,

Журят весь мир, кладут посты на всех,

Бранят вино, улыбку ставят в грех

И бунт хотят поднять против любови.

Они страстей не знают всей цены;

Они вещам дать силы не умеют;

Хотя твердят, что вещи все равны,

Но воду пьют, а пива пить не смеют.

По их словам, полезен ум один:

Против него все вещи в мире низки;

Он должен быть наш полный властелин;

Ему лишь в честь венцы и обелиски.

Он кажет нам премудрые пути:

Спать нажестке, не морщась пить из лужи,

Не преть в жары, не мерзнуть век от стужи,

И словом: быть бесплотным во плоти,

Чтоб, навсегда расставшись с заблужденьем,

Презря сей мир, питаться — рассужденьем.

Но что в уме на свете без страстей?—

Природа здесь для нас, ее гостей,

В садах своих стол пышный, вкусный ставит,

Для нас в земле сребро и злато плавит,

А мудрость нам, нахмуря бровь, поет,

Что здесь во всем для наших душ отрава,

Что наши все лишь в том здесь только права,

Чтоб нам на всё смотреть разинув рот.

На что ж так мир богат и разновиден?

И для того ль везде природа льет

Обилие, чтоб только делать вред?—

Величеству ее сей суд обиден.

Поверь, мой друг, весь этот мудрый шум

Между людей с досады сделал ум.

И если б мы ему дались на волю,

Терпели бы с зверями равну долю;

Не смели бы возвесть на небо взор,

Питались бы кореньями сырыми,

Ходили бы нагими и босыми

И жили бы внутри глубоких нор.

Какие мы ни видим перемены

В художествах, в науках, в ремеслах,

Всему виной корысть, любовь иль страх,

А не запачканы, бесстрастны Диогены.

Читайте также:  Парить ноги с горчицей вред и польза

На что б вино и ткани дальних стран?

На что бы нам огромные палаты,

Коль были бы, мой друг, мы все Сократы?

На что бы плыть за грозный океан,

Торговлею соединять народы?

А если бы не плыть нам через воды,

С Уранией на что б знакомство нам?

К чему бы нам служили все науки?

Ужли на то, чтоб жить, поджавши руки,

Как встарь живал наш праотец Адам?

Под деревом в шалашике убогом

С праматерью не пекся он о многом.

Виньол ему не строивал палат,

Он под ноги не стлал ковров персидских,

Ни жемчугов не нашивал бурмитских,

Не иссекал он яшму иль агат

На пышные кубки для вин превкусных;

Не знал он резьб, альфресков, позолот

И по стенам не выставлял работ

Рафаэлов и Рубенсов искусных.

Восточных он не нашивал парчей;

Когда к нему ночь темна приходила,

Свечами он не заменял светила,

Не превращал в дни ясные ночей.

Обедывал он просто, без приборов,

И не едал с фаянсов иль фарфоров.

Когда из туч осенний дождь ливал,

Под кожами зуб об зуб он стучал

И, щуряся на пасмурность природы,

Пережидал конца дурной погоды,

Иль в ближний лес за легким тростником

Ходил нагой и верно босиком;

Потом, расклав хворостнику беремя,

Он сиживал с женой у огонька

И проводил свое на свете время

В шалашике не лучше калмыка.

Все для него равно на свете было,

Ничто его на свете не манило;

Так что ж его на свете веселило?

А все-таки золотят этот век,

Когда труды природы даром брали,

Когда ее вещам цены не знали,

Когда, как скот, так пасся человек.

Поверь же мне, поверь, мой друг любезный,

Что наш златой, а тот был век железный,

И что тогда лишь люди стали жить,

Когда стал ум страстям людей служить.

Тогда пути небесны нам открылись,

Художества, науки водворились;

Тогда корысть пустилась за моря

И в ней весь мир избрал себе царя.

Тщеславие родило Александров,

Гальенов страх, насмешливость Менандров;

Среди морей явились корабли;

Среди полей — богатыри-полканы;

Там башни вдруг, как будто великаны,

Встряхнулися и встали из земли,

Чтоб вдаль блистать верхами золотыми.

Рассталися с зверями люди злыми,

И нужды, в них роями разродясь,

Со прихотьми умножили их связь;

Солдату стал во брани нужен кесарь,

Больному врач, скупому добрый слесарь.

Страсть к роскоши связала крепче мир.

С востока к нам — шелк, яхонты, рубины,

С полудня шлют сыры, закуски, вины,

Сибирь дает меха, агат, порфир,

Китай — чаи, Левант нам кофе ставит;

Там сахару гора, чрез океан

В Европу мчась, валы седые давит.

Искусников со всех мы кличем стран.

Упомнишь ли их всех, моя ты муза?

Хотим ли есть?— Дай повара француза,

Британца дай нам школить лошадей;

Женился ли, и бог дает детей,

Им в нянюшки мы ищем англичанку;

Для оперы поставь нам итальянку;

Джонсон — обуй, Дюфо — всчеши нам лоб,

Умрем, и тут — дай немца сделать гроб.

Различных стран изделия везутся,

Меняются, дарятся, продаются;

Край света плыть за ними нужды нет!

Я вкруг себя зрю вкратце целый свет.

Тут легка шаль персидска взор пленяет

И белу грудь от ветра охраняет;

Там английской кареты щегольской

Чуть слышен стук, летя по мостовой.

Все движется, и все живет меной,

В которой нам указчик первый страсти.

Где ни взгляну, торговлю вижу я;

Дальнейшие знакомятся края;

Знакомщик их — причуды, роскошь, сласти.

Ты скажешь мне: «Но редкие умы?»

Постой! Возьмем людей великих мы;

Что было их душою? Алчность славы

И страсть, чтоб их делам весь ахал мир.

Там с музами божественный Омир,

Гораций там для шуток и забавы,

Там Апеллес вливает душу в холст,

Там Пракситель одушевляет камень,

Который был нескладен, груб и толст,

А он резцом зажег в нем жизни пламень.

Чтоб приобресть внимание людей,

На трех струнах поет богов Орфей,

А Диоген нагой садится в кадку —

Не деньги им, так слава дорога,

Но попусту не делать ни шага

Одну и ту ж имеют все повадку.

У мудрецов возьми лишь славу прочь,

Скажи, что их покроет вечна ночь,

Умолкнут все Платоны, Аристоты,

И в школах вмиг затворятся вороты.

Но страсти им движение дают:

Держася их, в храм славы все идут,

Держася их, людей нередко мучат,

Держася их, добру их много учат.

Чтоб заключить в коротких мне словах,

Вот что, мой друг, скажу я о страстях:

Они ведут — науки к совершенству,

Глупца ко злу, философа к блаженству.

Хорош сей мир, хорош; но без страстей

Он кораблю б был равен без снастей.

Далее →

© «Онлайн-Читать.РФ»
Обратная связь

Источник

ПОСЛАНИЕ О ПОЛЬЗЕ СТРАСТЕЙ

Почто, мой друг, кричишь ты так на страсти
И ставишь их виной всех наших зол?
Поверь, что нам не сделают напасти
Любовь, вино, гульба и вкусный стол.
Пусть мудрецы, нахмуря смуры брови.
Журят весь мир, кладут посты на всех,
Бранят вино, улыбку ставят в грех
И бунт хотят поднять против любови.
Они страстей не знают всей цены;
Они вещам дать силы не умеют;
Хотя твердят, что вещи все равны,
Но воду пьют, а пива пить не смеют.
По их словам, полезен ум один;
Против него все вещи в мире низки;
Он должен быть наш полный властелин;
Ему лишь в честь венцы и обелиски.
Он кажет нам премудрые пути:
Спать нажестке, не морщась пить из лужи,
Не преть в жары, не мерзнуть век от стужи,
И словом: быть бесплотным во плоти,
Чтоб, навсегда расставшись с заблужденьем,
Презря сей мир, питаться — рассужденьем.

Но что в уме на свете без страстей?—
Природа здесь для нас, ее гостей,
В садах своих стол пышный, вкусный ставит,
Для нас в земле сребро и злато плавит,
А мудрость нам, нахмуря бровь, поет,
Что здесь во всем для наших душ отрава,
Что наши все лишь в том здесь только права,
Чтоб нам на всё смотреть разинув рот.
На что ж так мир богат и разновиден?
И для того ль везде природа льет
Обилие, чтоб только делать вред?—
Величеству ее сей суд обиден.
Поверь, мой друг, весь этот мудрый шум
Между людей с досады сделал ум.

И если б мы ему дались на волю,
Терпели бы с зверями равну долю;
Не смели бы возвесть на небо взор,
Питались бы кореньями сырыми,
Ходили бы нагими и босыми
И жили бы внутри глубоких нор.

Какие мы ни видим перемены
В художествах, в науках, в ремеслах,
Всему виной корысть, любовь иль страх,
А не запачканны, бесстрастны Диогены.

На что б вино и ткани дальних стран?
На что бы нам огромные палаты,
Коль были бы, мой друг, мы все Сократы?
На что бы плыть за грозный океан,
Торговлею соединять народы?
А если бы не плыть нам через воды,
С Уранией на что б знакомство нам?
К чему бы нам служили все науки?
Ужли на то, чтоб жить поджавши руки,
Как встарь живал наш праотец Адам?

Под деревом в шалашике убогом
С праматерью не пекся он о многом.
Виньол ему не строивал палат,
Он под ноги не стлал ковров персидских,
Ни жемчугов не нашивал бурмитских,
Не иссекал он яшму иль агат
На пышные кубки для вин превкусных;
Не знал он резьб, альфресков, позолот
И по стенам не выставлял работ
Рафаэлов и Рубенсов искусных.
Восточных он не нашивал парчей;
Когда к нему ночь темна приходила,
Свечами он не заменял светила,
Не превращал в дни ясные ночей.
Обедывал он просто, без приборов,
И не едал с фаянсов иль фарфоров.
Когда из туч осенний дождь ливал,
Под кожами зуб об зуб он стучал

Читайте также:  Помидоры польза и как выбрать

И, щуряся на пасмурность природы,
Пережидал конца дурной погоды,
Иль в ближний лес за легким тростником
Ходил нагой и верно босиком;
Потом, расклав хворостнику беремя,
Он сиживал с женой у огонька,
И проводил свое на свете время
В шалашике не лучше калмыка.
Всё для него равно на свете было,
Ничто его на свете не манило;
Так что ж его на свете веселило?

А все-таки золотят этот век,
Когда труды природы даром брали,
Когда ее вещам цены не знали,
Когда, как скот, так пасся человек.
Поверь же мне, поверь, мой друг любезный,
Что наш златой, а тот был век железный,
И что тогда лишь люди стали жить,
Когда стал ум страстям людей служить.
Тогда пути небесны нам открылись,
Художества, науки водворились;
Тогда корысть пустилась за моря
И в ней весь мир избрал себе царя.
Тщеславие родило Александров,
Гальенов страх, насмешливость Менандров;
100 Среди морей явились корабли;
Среди полей богатыри-полканы;
Там башни вдруг, как будто великаны,
Встряхнулися и встали из земли,
Чтоб вдаль блистать верхами золотыми.
Рассталися с зверями люди злыми,
И нужды, в них роями разродясь,
Со прихотьми умножили их связь;
Солдату стал во брани нужен Кесарь,
Больному врач, скупому добрый слесарь.
Страсть к роскоши связала крепче мир.
С востока к нам — шёлк, яхонты, рубины,
С полудня шлют сыры, закуски, вины,
Сибирь дает меха, агат, порфир,
Китай — чаи, Левант нам кофе ставит;

Там сахару гора, чрез океан
В Европу мчась, валы седые давит.

Искусников со всех мы кличем стран.
Упомнишь ли их всех, моя ты Муза?
Хотим ли есть?— Дай повара француза,
Британца дай нам школить лошадей;
Женился ли, и бог дает детей?
Им в нянюшки мы ищем англичанку;
Для оперы поставь нам итальянку;
Джонсон — обуй, Дюфо — всчеши нам лоб;
Умрем, и тут — дай немца сделать гроб.

Различных стран изделия везутся,
Меняются, дарятся, продаются;
Край света плыть за ними нужды нет!
Я вкруг себя зрю вкратце целый свет.
Тут легка шаль персидска взор пленяет
И белу грудь от ветра охраняет;
Там английской кареты щегольской
Чуть слышен стук, летя по мостовой.
Всё движется и всё живет меной,
В которой нам указчик первый страсти.
Где ни взгляну, торговлю вижу я;
Дальнейшие знакомятся края;
Знакомщик их — причуды, роскошь, сласти.
Ты скажешь мне:— Но редкие умы?—
Постой! Возьмем людей великих мы;
Что было их душою? Алчность славы
И страсть, чтоб их делам весь ахал мир.
Там с музами божественный Омир,
Гораций там для шуток и забавы,
Там Апеллес вливает душу в холст,
Там Пракситель одушевляет камень,
Который был нескладен, груб и толст,
А он резцом зажег в нем жизни пламень.
Чтоб приобресть внимание людей,
На трех струнах поет богов Орфей,
А Диоген нагой садится в кадку.—
Не деньги им, так слава дорога,
Но попусту не делать ни шага
Одну и ту ж имеют все повадку.

У мудрецов возьми лишь славу прочь,
Скажи, что их покроет вечна ночь,
Умолкнут все Платоны, Аристоты,
И в школах в миг затворятся вороты.
Но страсти им движение дают:
Держася их, в храм славы все идут,
Держася их, людей нередко мучат,
Держася их, добру их много учат.

Чтоб заключить в коротких мне словах,
Вот что, мой друг, скажу я о страстях:
Они ведут: науки к совершенству,
Глупца ко злу, философа к блаженству.
Хорош сей мир, хорош: но без страстей
Он кораблю б был равен без снастей.

Примечания

XXXIII
ПОСЛАНИЕ О ПОЛЬЗЕ СТРАСТЕЙ

Напечатано в журнале «Драматический вестник», 1808 г., ч. V (прибавление), стр 138—144, с подписью «К». «Послание» написано, вероятно, не позднее 1807 г.; в этом году вследствие Тильзитского мира с Наполеоном официально прекратилась торговля с Англией, так что едва ли Крылов мог после этого написать об «английской карете щегольской» в Петербурге (стих 133).

Как и в «Письме о пользе желаний», Крылов излагает в «Послании о пользе страстей» учение современных ему философов-материалистов. Имеется в тетради ПБ.

Варианты тетради ПБ:

ст. 11 Хотя кричат, что вещи все равны,
ст.[Он должен быть наш царь и властелин]
ст.[Гнушаяся рекою, пить из лужи]
ст. 21—22 Чтоб, мир презря, расставшись с заблужденьем,
Питать себя единым рассужденьем.
После стиха 22 зачеркнутоРоскошный стол лишь только не для нас,
По смерти нам годится он в запас.

Мой друг, мы там успеем насудиться.
Там плоти нет, так нет других и дел;
А здесь сердца нам розданы в удел,
Так надобно успеть повеселиться.
Здесь ум хорош, да только с тем, чтоб он
С покорностью у сердца брал закон;
А если он дать хочет сердцу давку,
Тогда, мой друг, скорей его в отставку.

Позднее начата новая редакция:

Роскошный стол, где пищи нет другой…
ст. 23[Что б сделал ум в сем мире без страстей? ]
ст. 27[А мудрость нам, нахмуря брови, врет]
ст. 32[На что во всем щедра природа к нам?]
ст. 34[Ей суд такой и скучен и обиден.]
[Ей суд такой досаден и обиден]
ст. 46[А не бесстрастные, холодны Диогены.]
ст. 47—48 На что бы нам огромные палаты?
Плоды, вино и ткани дальних стран,—
ст. 69Не заменил он люстрами светила:
ст. 71Он кроме яств не знал столу уборов…
ст. 75—76 И твердо знав пременчивость природы,
Как стоик ждал конца дурной погоды;
ст. 95Художества, науки воцарились;
ст. 99Орфеев страх, надмение Менандров;

Поcле стиха 109 — вместо стихов 110—133:

Для Греции потребен стал Езоп,
Xанжовый поп, да сказочник Антроп,
Жеманкиной Лафлер для модной чоски.
Художества связали крепче мир.
Для щегольства нам нужен Казимир,
Голанское белье для прочной носки,
В Америке трудится бездна рук,
Из тростника даря приятны соки,
И сахаром в Европу шлет оброки,
Чтоб наших бар умножить пухлый тук,
Я вкруг себя зрю сокращенье света —
Там вижу вкус французского корнета,—
Там аглинской кареты слышу стук.
Всё сближилось и всё в связи со мной,
ст. 136Куда взгляну — торговлю вижу я.

ст. 139—142 Вягляни важней, оставим шутки мы,—
Великие и сильные умы
Выходят вдруг, пленяся страстью славы.
Чтоб удивить или пленить весь мир —
ст. 147—148 Который был велик и груб и толст.
А он в него вливает жизни пламень.
вм. ст. 152—154 И мудрецы имеют ту ж повадку.
 Хоть сладко пел на лире Амфион,
Но страсть его была давать закон.—
Из платы здесь трудятся грязны руки,
Из платы ж здесь трудятся и науки
ст. 157Замолкнут вдруг Платоны, Аристоты,
ст. 160—162 Держась за них, в храм славы все идут,
Держась зa них, людей нередко мучат.
Держась за них, добру их много учат.

Виньол — Дж. Баронци Виньола, знаменитый итальянский архитектор и теоретик архитектуры XVI в.

Альфреско — особый вид стенной живописи.

Беремя — охапка.

Гальен — Гален, древнеримский врач и исследователь медицины.

Менандр — знаменитый древнегреческий комедиограф (IV в. до нашей эры).

Полкан — имя получеловека-полуконя в сказке о Боне-богатыре.

Полдень — юг.

Левант — Ближний Восток.

Джонсон, Дюфо — очевидно, имена петербургских модных мастеров, англичанина-сапожника и француза-парикмахера.

Омир — Гомер.

Апеллес — древнегреческий живописец.

Аристот — Аристотель.

К вариантам:

Лафлер и Казимир — видимо, имена парикмахера и портного.

Тук — жир.

Корнет — чепец (франц.).

Амфион — мифический музыкант древней Греции, повелевавший даже камнями, послушными звукам его лиры.

Источник