Мошенничество в пользу третьих лиц

При расследовании экономических преступлений российский правоохранитель зачастую использует положения ст. 159 УК о мошенничестве. Но квалификация по данному составу сопряжена с риском совершения ошибки. Ведь иногда объективная сторона мошенничества очень похожа на совершение гражданско-правовой сделки.

Евгений Сивков, вебинар

Сделка или мошенничество?

Итак, что закон понимает под мошенничеством? Это разновидность хищения, а признаки подобного деяния указаны в примечаниях к ст. 158 УК: противоправность; безвозмездность; прямой умысел; корыстная цель; причинение собственнику либо владельцу имущества ущерба. Обладая всеми родовыми признаками хищения, мошенничество отличается от смежных составов способом совершения деяния. Это обман и злоупотребление доверием. Именно путем обмана и (или) злоупотребления доверием мошенник вводит в заблуждение потерпевшего, благодаря чему имеет место дефект воли владельца похищаемого имущества.

Важную роль для квалификации по данному составу играет Постановление ВС РФ от 30.11.2017 № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате».

Мошенничество и злоупотребление правом

Такое преступление, как мошенничество, имеет своеобразного «близнеца» в сфере гражданского права. Это сделка, заключенная под влиянием насилия, угрозы или обмана, которая может быть признана судом недействительной по иску потерпевшей стороны (см. ч. 1 и ч. 2 ст. 179 ГК). Такие сделки закон относит к числу оспоримых, то есть для ее признания недействительной требуется соответствующее решение суда. Напомню, что другая разновидность недействительных сделок – ничтожная сделка – судебного решения не требует (см. ч. 1 ст. 166 ГК). Признавая или не признавая оспоримую сделку недействительной, суд должен учитывать степень воздействия обмана и (или) заблуждения на способность потерпевшего разумно и объективно оценивать ситуацию, в которой заключалась сделка, то есть степень дефекта воли стороны. Следовательно, даже при использовании таких способов, как обман и заблуждение, сделка может быть признана действительной, что, соответственно, порождает вытекающие из нее права и обязанности сторон. Кроме того, гражданский процесс в отличие от уголовного начинается только по воле потерпевшего, подавшего в суд исковое заявление.

Таким образом, в силу совпадения некоторых элементов составов двух видов правонарушения (уголовного – мошенничества, и гражданско-правового – сделка, заключенная под воздействием обмана либо заблуждения), возникает конкуренция норм права. Возможна ситуация, когда сделка не признается недействительной в силу того, что потерпевший не подал исковое заявления, а уголовное дело о мошенничестве возбуждается. Такую возможность не исключает КС РФ (см. Постановление КС РФ от 11.12.2014 № 32-П).

Важное отличие

В чем же отличие мошенничества от сделки? Ответ на этот вопрос содержится в п. 26 упомянутого выше Постановления № 48. Это цель. При мошенничестве цель корыстная, а при заключении сделки – получение прибыли. Корыстная цель предполагает стремление не только к личному обогащению, но и к возможности свободного распоряжения похищенным имуществом путем его отчуждения в пользу третьих лиц под видом собственного имущества мошенника. А вот получение прибыли является неотъемлемой частью ведения предпринимательской деятельности и законом не запрещается (см. ст. 2 ГК).

Но мошенничество может осуществляться и в рамках действительной сделки. Это возможно в том случае, когда такой признак правонарушения, как противоправность, был как уголовным, так и гражданско-правовым. При этом кроме нарушения свободы воли потерпевшего имеют место и такие обстоятельства, как заключение фиктивной сделки, осуществление контрагентом недобросовестных действий.

Показательный пример

В 2009 году один российский банк заключил 30 форвардных сделок по купле-продаже американских долларов с компанией, которая была зарегистрирована на Кипре. Следователи посчитали, что курс валюты при заключении сделки был искусственно завышен, что было сделано руководством компании с целью хищения. Способом хищения 240 млн. рублей у банка, по мнению следствия, стал обман, что позволило квалифицировать деяние как мошенничество по ч. 4 ст. 159 УК. А с гражданско-правовой точки зрения имело место заключение фиктивной сделки.

Но здесь нужно вспомнить о том, что собой представляет форвардная сделка (см. п. 4 Указания Банка России от 16.02.2015 № 3565-У «О видах производных финансовых инструментов»). При заключении форвардной сделки о передаче в будущем иностранной валюты одной стороной другой, ее участники, используя различные прогностические методики, устанавливают курс валюты на ту или иную дату в будущем, стремясь получить прибыль в виде разницы между курсами валюты на заранее определенные даты. Разумеется, сказать точно, каким будет курс валюты на конкретную дату, стороны не могут. Прибыль получает та сторона сделки, чей прогноз окажется точнее. Другая сторона остается в убытке. И такие сделки считаются законными, если хотя бы одна из ее сторон имеет лицензию на проведение биржевых операций (см. ч. 2 ст. 1062 ГК).

Характерно, что банком добровольно были исполнены 14 сделок по невыгодному для него курсу, по одной сделке банк получил прибыль, четыре выгодные для банка сделки были исполнены в принудительном порядке по решению АС г. Москвы (на сумму порядка 2 млрд. руб.). А 11 сделок были расторгнуты сторонами еще до момента исполнения. В конечном итоге именно банк получил прибыль примерно в 1,7 млрд. руб. Все сделки были заключены в один день. Тем не менее, следователи сочли, что в случае заключения контрактов, по которым банк совершил ошибку, имело место мошенничество.

Компания подала встречный иск к банку, настаивая на мнимом характере заключенных сделок. АС г. Москвы в решении от 14.03.2016 было установлено, что все контракты относятся к числу действительных сделок, то есть признак противоправности с точки зрения гражданского права в деле отсутствует. Вышестоящие инстанции с этим согласились.

Из самого существа форвардных сделок следует, что стороны не могут находиться под воздействием обмана, поскольку прекрасно осведомлены об условиях заключения контрактов. Они добровольно соглашаются нести соответствующие риски. Поэтому о цели причинения ущерба другой стороне говорить в данном случае не приходится.

Еще один пример, свидетельствующий о серьезных трудностях разграничения сделки и мошенничества.

Против некого М. было выдвинуто обвинение в совершении мошенничества по ч. 4 ст. 159 УК. Ему инкриминировалось то, что он в 2006 году совместно с другими лицами получал на подконтрольную компанию денежные средства в Сбербанке по кредитным договорам для строительства птицефабрики, закупки оборудования, приобретения комбикорма. По мнению следствия, М. изначально не собирался возвращать Сбербанку полученные средства. А предоставленные им в банк документы содержали заведомо ложные и недостоверные сведения о финансовом положении как заемщика, так и его поручителя. Компания, подконтрольная М., заключила 23 кредитных договора и частично их исполнила. Следствие посчитало, что это было сделано с целью маскировки истинных целей М. по присвоению большей части полученных средств. Об этом якобы свидетельствовала и пролонгация ряда кредитных договоров. Компания также получила субсидии в размере около 2 млрд. руб. для того, чтобы возместить часть своих затрат на уплату процентов по кредитам. Следователи посчитали, что это было сделано с целью скрыть от Сбербанка истинный уровень платежеспособности заемщика. Материальный ущерб, причиненный банку, был оценен следствием в размере 4 млрд. руб.

И тем не менее, говорить о мошенничестве в данном случае неуместно. Все отношения между М. и Сбербанком носили гражданско-правовой характер, за рамки закона не выходили. Кредитные договоры заключались надлежащим образом (см. ст. 819 ГК). Изучая представленные М. документы, сотрудники Сбербанка не обнаружили ничего подозрительного, поэтому говорить о том, что М. представил заведомо ложные сведения, нельзя. Банк предпринял все необходимые меры по обеспечению взятых на себя М. обязательств (личное поручительство, залог имущества заемщика и т.п.). Несмотря на то, что всего между банком и компанией М. было заключено 64 кредитных договора (41 выполнен полностью, 23 – частично), Сбербанк ни разу не обращался в суд с иском о признании сделок недействительными ввиду обмана или введения в заблуждение. Стороны неоднократно пролонгировали договоры, заключали допсоглашения, подписывали мировые соглашения. То есть возврат долга был возможен с использованием чисто гражданско-правовых инструментов. И стороны ни разу не выразили сомнения в реальном, а не мнимом характере заключаемых сделок.

Кредитные мошенничества

Рассмотренная выше ситуация не может считаться уникальной. Что является камнем преткновения при рассмотрении судами дел по кредитным мошенничествам? Это, в первую очередь, необходимость точного определения предмета преступления. Для кредитного мошенничества в таком качестве может выступать лишь тело кредита. При выявлении намерения обвиняемого в мошенничестве лица не возвращать полученные деньги, предметом хищения будет признаны те средства, которые поступили на счета заемщика. А вот проценты за использование кредита, штрафы, пени, упущенная выгоды в состав ущерба включены быть не могут. Ведь из примечания 1 к ст. 158 УК следует, что говорить о хищении можно лишь в случае причинения потерпевшей стороне прямого действительного ущерба. А такой ущерб заключается в уменьшении фондов владельца имущества, сюда не входят средства, которые еще в такие фонды не поступили.

Еще один важный момент. Напомню, что одним из признаков хищения выступает его безвозмездный характер. Из п. 30 Постановления № 48 следует, что замена похищенного имущества менее ценным не исключает квалификации деяния именно как мошенничества. Поэтому суды при установлении размера ущерба потерпевшей стороне не обязаны учитывать малоценное имущество, которое виновный вернул своей жертве, путем вычитания его стоимости из полной стоимости похищенного имущества.

Вернемся к рассмотренному выше делу. М. было инкриминировано хищение на сумму свыше 4 млрд. руб., именно такая сумма была перечислена Сбербанком по 23 кредитным договорам, на эту сумму уменьшились его фонды. Компания М. погасила задолженность на сумму 412 млн. руб. На эту сумму размер ущерба банка был снижен. В качестве процентов Сбербанку было перечислено еще свыше 2 млрд. руб. То есть банк получил от должника 2,6 млрд. руб. А после банкротства компании, подконтрольной М., Сбербанк был наделен правами требования на сумму более 3,8 млрд. руб. В конечном итоге в порядке компенсации за кредит в размере 4 млрд. руб. Сбербанк получил от должника порядка 6,5 млрд. руб.

А теперь вопрос: как обстоит дело с таким обязательным признаком мошенничества, как безвозмездность?

Вы заметили, что мы любим все оптимизировать? Тогда, вот еще один пример: мы идем в ногу со временем и используем чат-боты, которому мы не платим зарплату и не начисляем налоги: У нас есть чат-бот, который отвечает за продажу семинаров, чат-бот, который отвечает за продажу книг и телеграмм-канал «Налоговая балалайка», где мы даем инструкции по выживанию для бизнеса.

Налоговый консультант, к.э.н., Е. Сивков