Патриарх тихон пусть погибнет имя мое в истории лишь бы церкви была польза
Почему за личностью патриарха Тихона, его местом в истории ясно виден Божий промысл? Можно ли осуждать патриарха за его послания, в которых он пошел на некоторый компромисс с властью? – об этом в годовщину избрания святителя Тихона на патриарший престол мы беседуем с архиепископом Гродненским и Волковысским Артемием.
– Владыка, 18 ноября Русская Церковь отмечает день избрания святителя Тихона на Всероссийский Патриарший престол. Как вы думаете, почему возобновление патриаршества столь важно для нашей Церкви?
– Я не историк и полную оценку дать этим событиям не могу. Но нам всем хорошо известно, что после Петра I Русская церковь была фактически в зависимом положении. Когда Церковь потеряла патриарха, высший ее орган управления – Священный Синод – превратился в простое государственное учреждение, одну из многих коллегий или министерств. Т.е. Церковь стала идеологическим придатком государства, что было, как я думаю, одной из причин трагедии 1917-го года.
Действия Петра вполне понятны. В любом государстве, любой правитель будет стараться держать под контролем все значимые социальные группы и, по возможности, гарантировать их лояльность. В этом нет ничего странного или удивительного.
И, конечно, многие иерархи в начале 20-го века это прекрасно понимали. Тем более, начиналось смутное время революции и гражданской войны. А в смуту, когда сразу несколько организаций называют себя единственным законным правительством, просто невозможно выжить, не будучи самостоятельным, не имея внутреннего стержня. Таким стержнем для всей Церкви и призван был стать патриарх Тихон.
– Т.е. в тот момент нужна была именно сильная личность?
– Не только в тот. Вообще, во все времена значение имеет только подвиг личности. Даже подвиг народа складывается из отдельного героизма отдельных людей.
В чем, скажем, трагедия Израильского народа? «Вот грядет царь, он все устроит, а я лично, палец о палец не ударив, буду жить припеваючи». Но для того чтобы иметь духовную и внешнюю свободу, нужно трудиться. Нужно пролить и пот, и кровь.
В начале 20-го века происходило нечто подобное. Как говорит один из офицеров в новом фильме Н. Михалкова «Солнечный удар»: «А вот мы и виноваты, мы всё видели, но думали, что всё само собой образуется». Так что когда общество инертно и все думают, что все само собой решиться, нужен человек, который бы просто взял и сделал и своим примером заставил делать других.
А христианам также известно, что самая лучшая проповедь – это проповедь своей жизнью.
Вот, кажется, абсурд – все гонят христианство, уничтожают его на корню, а оно побеждает. Потому что люди отдавали за это свою жизнь. Подвиг одних вселял веру в других. Разве мученики знали догматическое богословие? Их не на богословском диспуте убеждали в истинности Христа, а на арене. Вот мы сейчас догматическое богословие знаем, а такого предмета, как исповедничество, в семинарии нет.
Поэтому я считаю Божьим промыслом то, что в это тяжелое время Господь дал нам патриарха Тихона – мученика и исповедника, который, как и раннехристианские мученики, проповедовал Христа своей жизнью и смертью.
У меня к нему всегда было особо трепетное отношение. После оглашения решения Синода о назначении меня на Гродненскую кафедру владыка Филарет (Вахромеев) повез меня в Донской монастырь. Он положил свою руку мне на голову и наклонил ее к мощам святителя Тихона. Для меня это очень дорогое и знаковое воспоминание. Ведь мы, мое поколение, прожили атеистическое время. Никто не думал, что можно будет так свободно быть христианином.
В 8-м классе я собирал деньги, которые мне давали на бутерброды, и купил икону, потому что был уверен, что скоро этого невозможно будет сделать. И когда я ездил в Псково-Печерский монастырь, трудником или «трутником» – не помню точно (улыбается), братья много говорили, что скоро, наоборот, наступит время, когда по молитвам новомучеников начнут открывать храмы. Я, конечно, улыбался: наслушались, мол, каких-то старцев…
Но они были правы. То, что мы сегодня имеем – в этом нет ни нашей крови, ни нашего подвига. Это подвиг и кровь мучеников ХХ-го века. В том числе и святого патриарха Тихона.
– Сегодня можно встретить довольно неоднозначные оценки личности и деятельности святого патриарха Тихона. С одной стороны, многие указывают на его твердость и непреклонность в отношениях с новыми властями, а с другой — приводят в пример некоторые из его посланий, как будто бы демонстрирующие лояльность большевистскому правительству. Как бы вы это прокомментировали?
– Это естественно. Сама ситуация была неоднозначной. Да, действительно, когда он выходит из заключения, он начинает издавать одно за другим послания, в которых все более и более лояльно высказывается о советской власти. Послания, которые были противоположны тем, что он издавал с самого начала своего патриаршества, обличая всех, кто проливал человеческую кровь.
Такая перемена, конечно же, была компромиссом с его стороны ради спасения Церкви от заразы обновленчества. Но он сам признавал вынужденность многих его про-советских высказываний, которые он делал под давлением, которые не были голосом его совести.
Он говорил: «Я не могу отдать Церковь в аренду власти» – т.е. признавал, что такое желание у власти было. Он шел на тот компромисс, который, по его мнению, не вредил спасению, и был в любом случае лучше, чем полный переход Патриаршей Церкви в обновленчество, что наверняка случилось бы, если бы он не встал на путь компромиссов с советской властью.
И есть еще одна очень важная деталь. Отстаивать свои принципы, когда угрожают только тебе, – это одно дело. А когда к твоему решению привязывают судьбы других людей – это совсем другое. Вот как поступить, когда ты знаешь, что за твою твердость и правоту будут завтра расстреляны люди? Ты можешь отвечать только за себя, только что именно ты готов на смерть. А за других ты ответить не можешь.
Важно, что в этих действиях святитель Тихон, что называется, не хранил себя для Церкви. Его мотив был иным. Не эгоистический, а пастырский. И лучше всего он выражен в его знаменитом высказывании: «Пусть погибнет имя мое в истории, лишь бы Церкви была польза».
Беседовал диакон Дмитрий ПАВЛЮКЕВИЧ
18 ноября 1917 года в храме Христа Спасителя состоялись выборы патриарха. После литургии старец Алексий из Зосимовой пустыни вынул жребий из ковчежца, стоящего пред Владимирской иконой Божией Матери. На жребии было написано: «Тихон, митрополит Московский». В переводе с греческого имя Тихон означает — «судьба».
Прозвище — «Патриарх»
У каждой эпохи — свои святые. Но есть такие, без которых сама эпоха не может быть понята. Начало ХХ века было урожайно на выдающихся людей, но и среди них личность святителя Тихона выделяется. Может быть, потому, что многие его современники жили и действовали с каким-то надрывом, фонтанируя энергией, словами и жестами, а затем колеблясь и иссякая. От патриарха Тихона, наоборот, будто исходит свет — ровный, мягкий, но яркий и непрерывный.
Будущий патриарх — сын священника Свято-Преображенской церкви города Торопца Василий Беллавин — принадлежал к тому поколению, которое и перевернуло жизнь исторической России. Это были те самые знаменитые «русские мальчики», о которых в свое время в «Братьях Карамазовых» писал Федор Достоевский. Многие из них, пошедшие в революцию, подобно святителю вышли из священнических семей и семинарий.
Что удержало его? Родительское воспитание? Здоровая и живая атмосфера Торопца, процветавшего уездного городка Псковской губернии, где будущий патриарх провел отроческие годы? Так или иначе, уже в юности он пользовался уважением сверстников, снискав в семинарии показательное прозвище «Архиерей». В духовной академии, которую он окончил в числе лучших, его уже величали «Патриархом».
Цельный по натуре, деятельный, умный, но не превозносившийся и простой в общении, он словно был создан для пастырского служения. Но даже те, кто давали ему подобные прозвища, не ведали, что молодой преподаватель богословия и французского языка Псковской духовной семинарии решил избрать для себя монашеский путь. Свое монашеское имя Василий Беллавин получил в честь великого святителя XVIII столетия — епископа Тихона Задонского, пастыря, отличавшегося аскетизмом и любовью к своей пастве.
Будущий патриарх хорошо отдавал себе отчет, с какими тяготами может быть связано его предназначение. Еще при архиерейском наречении им были сказаны слова, в которых отразился весь его будущий путь: «Истинная жизнь епископа есть постоянное умирание от забот, трудов и печалей». Он вспоминал изречение апостола, что сила Божия «совершается в немощи» (2 Кор. 12: 9). Те же слова Писания будут повторены святителем и после вступления на патриарший престол.
Один в США
И в самом деле, путь служения будущего патриарха простым не назовешь. С 1892 года он, тогда еще молодой иеромонах, служил в Холмской и Варшавской епархии, требовавшей особых миссионерских усилий: основным ее населением были католики и униаты. Проповедь среди униатов надолго стала уделом святителя, но не только в Польше. Вскоре после хиротонии молодой епископ, к большому огорчению своей паствы, был переведен на Алеутскую кафедру, став таким образом единственным архиереем Русской Церкви в США. Основной задачей епископа Тихона был перевод в Православие униатов, эмигрантов-русинов. В отличие от Холма здесь поддержки государственной власти ждать не приходилось. Миссия развивалась в условиях незнакомого, культурно далекого и материально процветающего протестантского большинства.
В Соединенных Штатах самодержавная Россия воспринималась враждебно, в Русско-японской войне американское общество сочувствовало японцам и восторженно встретило начало в России революции 1905 года. Но именно в этих обстоятельствах при епископе Тихоне Алеутская епархия не только быстро возрастала, но и стала приобретать зримые черты самостоятельности. Святитель основал и назвал в честь своего небесного покровителя первый православный монастырь в Новом Свете — Свято-Тихоновский. Его служение в Америке завершилось созывом в 1907 году в Нью-Йорке собора, провозгласившего создание «Русской Православной Греко-Кафолической Церкви в Северной Америке под юрисдикцией священноначалия от Церкви Российской».
Более восьми лет святитель служил в Америке. В разгар войны с Японией и русской революции с амвона он говорил своей пастве: «Мы учим и будем учить о подчинении всякой власти (даже и республиканской, народной), ибо власть от Бога; но мы не обинуясь утверждаем, что самодержавие наиболее отвечает идее верховной власти и строю русского государства, связанному с духовными, бытовыми, племенными, географическими и другими условиями». Будущий Патриарх отвергал обвинения русского самодержавия в деспотизме и утверждал, что оно основано на любви подданных к своему царю. Святитель также отрицал мнение о том, что именно самодержавная власть приводит к всевластию бюрократии: «Но спросим, где же этого не бывает? Пусть нам укажут такую блаженную страну! Мы, вот, живем в государстве, где народ сам управляет и сам выбирает своих чиновников. А всегда они на высоте? И разве здесь не бывает крупных злоупотреблений? <…> На бюрократию теперь особенно нападают, хотя горький исторический опыт показывает, что порицатели бюрократии, как скоро получают власть в свои руки, превращаются в тех же бюрократов, иногда даже и горших».
Владыка призвал не считать народоправие и выборы неким безусловным спасительным идеалом. За десять лет до февраля 1917 года он предупреждал: «Производить опыты по перемене государственного строя дело далеко не шуточное: оно может поколебать самые основы государства вместо того, чтобы помочь делу и исправить некоторые недочеты. Имеяй уши слышати, да слышит!».
Накануне революции
Когда весной 1907 года архиепископ Тихон вернулся в Россию, получив Ярославскую кафедру, он приехал будто бы в другую страну. Революция еще не завершилась, Государственная дума с ее радикальным большинством резко критиковала государственную власть, освободившиеся от цензуры газеты и вышедшие из подполья партии выражали парламентариям свою горячую поддержку, страну захлестнула волна террора. Ярославль был зажиточным, шумным и весьма оппозиционно настроенным городом. Губернаторская власть, наоборот, старалась проявить показную твердость, на этой почве даже вступая в конфликт с правительством. Значение архиерея в таких условиях было особенно велико: нужно было умирять страсти, вести внутреннюю миссию.
За годы своего пребывания в Ярославле святитель Тихон стал в епархии любимым пастырем. Нет ничего удивительного в избрании его почетным председателем губернского отдела Союза русского народа. Стоит вспомнить, что в Союзе русского народа состоял и святой праведный Иоанн Кронштадтский. Именно в это время будущий патриарх встречался с кронштадтским пастырем и получил от него пророчество о своем всероссийском поприще.
Перед самым началом Первой мировой войны архиепископ Тихон получил назначение на Виленскую кафедру, но уже через полтора года с остальными беженцами вынужден был покинуть новое место своего служения. Помощь фронту стала его основной заботой. Однако вскоре будущего патриарха ждало назначение в состав Святого синода. Так к началу новой революции святитель оказался в гуще политической жизни страны. Вместе с прочими членами Синода архиепископ Тихон 9 марта 1917 года подписал знаменитое воззвание, связанное с падением монархии. Благословение Божие призывалось на Россию в «тяжкую историческую минуту», а сама страна должна была явить свое единство во имя победы в войне и будущего государственного устроения. Основное настроение воззвания соответствовало тому, которое содержалось в опубликованном несколькими днями ранее тексте отречения императора Николая II.
Самый добрый кандидат
Февраль 1917 года обрушился на страну безграничными свободами, но епископат, который новая революционная власть расценивала как оплот «распутинства», они не затронули. Революционное правительство взяло курс на будущее «отделение Церкви от государства», но на деле лишь осуществляло государственное насилие над Церковью.
Новое правительство рассматривало грядущий Поместный собор Русской Церкви как церковное Учредительное собрание, которое должно было перестроить ее на протестантский лад. Но этого не случилось. Собор вошел в историю прежде всего тем, что избрал на Патриарший престол святителя Тихона. Про него, председательствовавшего на Соборе, его участники говорили, что он был «самым добрым» из всех выдвинутых кандидатов. И именно ему — пастырю доброму — суждено было возглавить Русскую Церковь в первые дни установления новой — отнюдь не доброй — власти. При принятии жезла святителя Петра, митрополита Московского, избранный патриарх сказал: «Правда, патриаршество восстанавливается на Руси в грозные дни, среди бурь, раздирающих горы и сокрушающих скалы, среди огня и орудийной смертоносной пальбы. Вероятно, и само оно принуждено будет не раз прибегать к мерам прещения для вразумления непокорных и для восстановления порядка церковного. Но как в древности пророку Илии явился Господь не в буре, не в трусе, не в огне, а в прохладе, в веянии тихого ветерка, так и ныне на наши малодушные укоры: “Господи, сыны Российские оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники, стреляли по храмам и Кремлевским святыням, избивали священников Твоих” — слышится тихое веяние словес Божиих: “Еще семь тысяч мужей не преклонили колен пред современным ваалом и не изменили Богу истинному” (3 Цар. 19: 10-12, 14, 18)».
Анафема
А далее кроткому пастырю предстояло духовное противостояние разлившемуся по стране открытому злу. 19 января 1918 года творящие беззакония были преданы святителем анафеме: «Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело: это — поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенны в жизни будущей — загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей — земной. Властью, данной Нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафемствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к церкви Православной. Заклинаем и всех вас, верных чад Православной церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение». В годовщину безбожной власти патриарх обратился к советскому правительству с призывом опомниться: «Не Наше дело судить о земной власти, всякая власть, от Бога допущенная, привлекла бы на себя Наше благословение, если бы она воистину явилась “Божиим слугой” на благо подчиненных и была “страшная не для добрых дел, а для злых” (Рим. 13: 3). Ныне же к вам, употребляющим власть на преследование ближних, истребление невинных, простираем Мы Наше слово увещания: отпразднуйте годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры; обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая (см. Лк. 11: 51), и от меча погибнете сами вы, взявшие меч (см. Мф. 26: 52)».
«Пусть погибнет имя мое в истории»
В апреле 1919 года в письме Ленину по поводу осквернения советской властью церковных святынь патриарх писал о христианском долге «стать на защиту поругаемой святыни», поскольку «должно повиноваться более Богу, нежели человекам» (Деян. 5: 29). Однако святитель обращался к пастве с призывом не мстить за насилия, творимые режимом. В голодный 1922 год он благословил жертвовать на нужды голодающих церковное имущество, кроме священных предметов. Святитель Тихон не признавал советскую власть, но одновременно не благословлял никакие силовые акции против нее и осуждал междоусобия. Несмотря на призывы, он принял решение не покидать своего кафедрального града и остался вместе со своей всероссийской паствой. Кроме того, еще в 1918 году патриарху был запрещен выезд из Москвы, поскольку его поездки всегда сопровождались большим воодушевлением паствы. В 1922 году последовал арест святителя, затем власть попыталась расколоть Церковь путем инспирирования «обновленчества». Власти планировали показательную расправу над патриархом, но все же не решились на нее, опасаясь громкого международного резонанса.
16 июня 1923 года по требованию власти святитель Тихон подписал «покаянное» заявление в Верховный суд РСФСР, в котором признавал советскую власть и просил освободить его из-под ареста. Лишь теперь Русская Церковь начала молиться за новое государство. Это решение было не из легких, но в тех обстоятельствах его нужно было принять. Открытая гражданская война закончилась. Новая богоборческая власть окрепла. Она не переставала быть кровавой и тиранической, но из разбойничьего вертепа превращалась в государство — и этот факт необходимо было признать. «Пусть погибнет имя мое в истории, только бы Церкви была польза», — говорил патриарх.
В тропаре святителю Тихону о нем поется: «…Во смирении величие, в простоте и кротости силу Божию являя…» Говорится и о главной его заслуге: «…Церковь Русскую в тишине соблюди…» Именно через такого человека, исполненного терпения и смирения, Бог сохранил свою российскую паству. Как сохранил ее в начале XVII столетия молитвами святителей Иова и Гермогена, предшественников патриарха Тихона на московском патриаршем престоле.
Патриарх преставился на Благовещение 1925 года, даруя своим чадам надежду на будущее воскресение Русской земли. Эта надежда ожила с канонизацией святителя в 1989 году и чудесным обретением его святых мощей в 1991-м.
Текст: Федор Гайда
По материалам: https://www.nsad.ru