Предисловие о пользе книг церковных в российском языке о чем

В древние времена, когда славенский народ не знал употребления письменно изображать свои мысли, которые тогда были тесно ограничены для неведения многих вещей и действий, ученым народам известных, тогда и язык его не мог изобиловать таким множеством речений и выражений разума, как ныне читаем. Сие богатство больше всего приобретено купно с греческим христианским законом, когда церковные книги переведены с греческого языка на славенский для славословия божия. Отменная красота, изобилие, важность и сила эллинского слова коль высоко почитается, о том довольно свидетельствуют словесных наук любители. На нем, кроме древних Гомеров, Пиндаров, Демосфенов и других в эллинском языке героев, витийствовала великие христианския Церкви учители и творцы, возвышая древнее красноречие высокими богословскими догматами и парением усердного пения к Богу. Ясно сие видеть можно вникнувшим в книги церковные на славенском языке, коль много мы от переводу Ветхого и Нового завета поучений отеческих, духовных песней Дамаскиновых и других творцов канонов видим в славенском языке греческого изобилия и оттуду умножаем довольство российского слова, которое и собственным своим достатком велико и к приятию греческих красот посредством славенского сродно. Правда, что многие места оных переводов недовольно вразумительны, однако польза наша весьма велика. При сем, хотя нельзя прекословить, что сначала переводившие с греческого языка книги на славенский не могли миновать и довольно остеречься, чтобы не принять в перевод свойств греческих, славенскому языку странных, однако оные чрез долготу времени слуху славенскому перестали быть противны, во вошли в обычай. Итак, что предкам нашим казалось невразумительно, то нам ныне стало приятно и полезно.

Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений в 11 томах. Т. 7. Труды по филологии 1739—1758 гг. М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1952. С. 586—592.

Справедливость сего доказывается сравнением российского языка с другими, ему сродными. Поляки, преклонясь издавна в католицкую веру, отправляют службу по своему обряду на латинском языке, на котором их стихи и молитвы сочинены во времена варварские по большей части от худых авторов, и потому ни из Греции, ни от Рима не могли снискать подобных преимуществ, каковы в нашем языке от греческого приобретены. Немецкий язык по то время был убог, прост и бессилен, пока в служении употреблялся язык латинский. Но как немецкий народ стал священные книги читать и службу слушать на своем языке, тогда богатство его умножилось, и произошли искусные писатели. Напротив того, в католицких областях, где только одну латынь, и то варварскую, в служении употребляют, подобного успеха в чистоте немецкого языка не находим.

Как материи, которые словом человеческим изображаются, различествуют по мере разной своей важности, так и российский язык чрез употребление книг церковных по приличности имеет разные степени: высокий, посредственный и низкий. Сие происходит от трех родов речений российского языка.

К первому причитаются, которые у древних славян и ныне у россиян общеупотребительны, например: бог, слава, рука, ныне, почитаю.

Ко второму принадлежат, кои хотя обще употребляются мало, а особливо в разговорах, однако всем грамотным людям вразумительны, например: отверзаю, господень, насажденный, взываю. Неупотребительные и весьма обветшалые отсюда выключаются, как: обаваю, рясны, овогда, свене и сим подобные.

К третьему роду относятся, которых нет в остатках славенского языка, то есть в церковных книгах, например: говорю, ручей, который, пока, лишь. Выключаются отсюда презренные слова, которых ни в каком штиле употребить непристойно, как только в подлых комедиях.

От рассудительного употребления и разбору сих трех родов речений рождаются три штиля: высокий, посредственный и низкий.

Первый составляется из речений славенороссийских, то есть употребительных в обоих наречиях, и из славенских, росснянам вразумительных и не весьма обветшалых. Сим штилем составляться должны героические поэмы, оды, прозаические речи о важных материях, которым они от обыкновенной простоты к важному великолепию возвышаются. Сим штилем преимуществует российский язык перед многими нынешними европейскими, пользуясь языком славенским из книг церковных.

Средний штиль состоять должен из речений, больше в российском явыке употребительных, куда можно принять некоторые речения славенские, в высоком штиле употребительные, однако с великою осторожностию, чтобы слог не казался надутым. Равным образом употребить в нем можно низкие слова, однако остерегаться, чтобы не опуститься в подлость. И словом, в сем штиле должно наблюдать всевозможную равность, которая особливо тем теряется, когда речение славенское положено будет подле российского простонародного. Сим штилем писать все театральные сочинения, в которых требуется обыкновенное человеческое слово к живому представлению действия. Однако может и первого рода штиль иметь в них место, где потребно изобразить геройство и высокие мысли; в нежностях должно от того удаляться. Стихотворные дружеские письма, сатиры, эклоги и эллегии сего штиля больше должны держаться. В прозе предлагать им пристойно описания дел достопамятных и учений благородных.

Низкий штиль принимает речения третьего рода, то есть которых нет в славенском диалекте, смешивая с средними, а от славенских обще не употребительных вовсе удаляться, по пристойности материй, каковы суть комедии, увеселительные эпиграммы, песни, в прозе дружеские письма, описание обыкновенных дел. Простонародные низкие слова могут иметь в них место по рассмотрению. Но всего cего подробное показание надлежит до нарочного наставления о чистоте российского штиля.

Сколько в высокой поэзии служат одном речением славенским сокращенные мысли, как причастиями и деепричастиями, в обыкновенном российском языке неупотребительными, то всяк чувствовать может, кто в сочинении стихов испытал свои силы.

Сия польза наша, что мы приобрели от книг церковных богатство к сильному изображению идей важных и высоких, хотя велика, однако еще находим другие выгоды, каковых лишены многие языки, и сие, во-первых, по месту.

Народ российский, по великому пространству обитающий, невзирая на дальнее расстояние, говорит повсюду вразумительным друг другу языком в городах и в селах. Напротив того, в некоторых других государствах, например в Германии, баварский крестьянин мало разумеет мекленбургского или бранденбургский швабского, хотя все того ж немецкого народа.

Подтверждается вышеупомянутое наше преимущество живущими за Дунаем народами славенского поколения, которые греческого исповедания держатся, ибо хотя разделены от нас иноплеменными языками, однако для употления славенских книг церковных говорят языком, россиянам довольно вразумительным, который весьма много с нашим наречием сходиее, нежели польский, невзирая на безразрывную нашу с Польшею пограничность.

По времени ж рассуждая, видим, что российский язык от владения Владимирова до нынешнего веку, больше семисот лет, не столько изменился, чтобы старого разуметь не можно было: не так, как многие народы, не учась, не разумеют языка, которым предки их за четыреста лет писали, ради великой его перемены, случившейся через то время.

Рассудив таковую пользу от книг церковных славенских в российском языке, всем любителям отечественного слова беспристрастно объявляю и дружелюбно советую, уверясь собственным своим искусством, дабы с прилежанием читали все церковные книги, от чего к общей и к собственной пользе воспоследует:

1. По важности освященного места Церкви Божией и для древности чувствуем в себе к славенскому языку некоторое особливое почитание, чем великолепные сочинитель мысли сугубо возвысит.
2. Будет всяк уметь разбирать высокие слова от подлых и употреблять их в приличных местах по достоинству предлагаемой материи, наблюдая равность слога.
3. Таким старательным и осторожным употреблением сродного нам коренного славенского языка купно с российским отвратятся дикие и странные слова нелепости, входящие к нам из чужих языков, заимствующих себе красоту из греческого, и то еще чрез латинский. Оные неприличности ныне небрежением чтения книг церковных вкрадываются к нам нечувствительно, искажают собственную красоту нашего языка, подвергают его всегдашней перемене и к упадку преклоняют. Сие все показанным способом пресечется, и российский язык в полной силе, красоте и богатстве пременам и упадку не подвержен утвердится, коль долго Церковь Российская славословием Божиим на славенском языке украшаться будет.

Сие краткое напоминание довольно к движению ревности в тех, которые к прославлению отечества природным языком усердствуют, ведая, что с падением оного без искусных в нем писателей немало затмится слава всего народа. Где древний язык ишпанский, галский, британский и другие с делами оных народов? Не упоминаю о тех, которые в прочих частях света у безграмотных жителей во многие веки чрез переселения и войны разрушились. Бывали и там герои, бывали отменные дела в обществах, бывали чудные в натуре явления, но все в глубоком неведении погрузились. Гораций говорит:

Герои были до Атрида,
Но древность скрыла их от нас,
Что дел их не оставил вида
Бессмертный стихотворцев глас.

Счастливы греки и римляне перед всеми древними европейскими народами, ибо хотя их владения разрушились и языки из общенародного употребления вышли, однако из самых развалин, сквозь дым, сквозь звуки в отдаленных веках слышен громкий голос писателей, проповедующих дела своих героев, которых люблением и покровительством ободрены были превозносить их купно с отечеством. Последовавшие поздные потомки, великою древностью и расстоянием мест отдаленные, внимают им с таким же движением сердца, как бы их современные одноземцы. Кто о Гекторе и Ахиллесе читает у Гомера без рвения? Возможно ли без гнева слышать Цицеронов гром на Катилину? Возможно ли внимать Горациевой лире, не склонясь духом к Меценату, равно как бы он нынешним наукам был покровитель?

Подобное счастье оказалось нашему отечеству от просвещения Петрова и действительно настало и основалось щедротою его великия дщери. Ею ободренные в России словесные науки не дадут никогда прийти в упадок российскому слову. Станут читать самые отдаленные веки ведикие дела Петровы и Елисаветина веку и, равно как мы, чувствовать сердечные движения. Как не быть ныне Виргилиям и Горациям? Царствует Августа Елисавета; имеем знатных и Меценату подобных предстателей, чрез которых ходатайство ея отеческий град снабден новыми приращениями наук и художеств. Великая Москва, ободренная пением нового Парнаса, веселится своим сим украшением и показывает оное всем городам российским как вечный залог усердия к отечеству своего основателя, на которого бодрое попечение и усердное предстательство твердую надежду полагают российские музы о высочайшем покровительстве.

Михаил Васильевич Ломоносов(1711-1765)-имел огромное влияние на развитие не только русской критики, но и являлся истинным реформатором русского языка, литературы стихосложения. Активно включился в обсуждение проблемы русского стихосложения, поднятую Тредиаковским. В «Письме о правилах российского стихотворства»(1739) он объявил силлабо-тонический принцип стихосложения наиболее подходящим  духу русского языка, выделив среди остальных стихотворных размеров ямб.(хоть ямбические стихи и трудно сочинять, они красоту умножают). Это выступление заставило Тредиаковского пересмотреть ряд своих положений, признать ямб и полностью отказаться от силлабики.  Ломоносов, автор «Риторики»-1748, «Российской грамматики» и «Предисловия о пользе книг  церковных»- 1758, стал подлинным реформатором русского языка. В последней из указанных работ Ломоносов изложил учение о трех штилях, разграничив разные стихии языка и закрепив за ними определенные жанры. Высокий стиль характерен для героической поэмы, оды и речей «о важных материях». Среднего, посредственного стиля должны придерживаться театральные сочинения, сатиры, элегии, эклоги и стихотворные дружеские письма. Низкий стиль подходит комедиям, эпиграммам, песням, дружеским посланиям в прозе. В отличие от Сумарокова и Тредиаковского, Ломоносов не оставил развернутых статей и как полемист выступал главным образом в стихах. Несмотря на то, что Ломоносов ратовал за соблюдение классицистических канонов(ровности слога, чистоты стиля), некоторые его произведения им противоречат. Так, Сумароков подверг критике его «Оду на день восшествия на престол императрицы Елисаветы Петровны» 1747. Сумароков порицал поэта за метафорические вольности, метонимические переносы, отсутствия ясности в некоторых стихах. Именно сумароковская придирчивая критика помогла увидеть моменты преодоления классицистических норм в творчестве Ломоносова. Следовательно, Ломоносов как поэт пошел дальше классицистов своего времени, отступая от норм классицизма, связывая в своих произведениях идеал высокого с мечтой о могуществе России, о расцвете наук и искусства. Рассуждал Ломоносов и об условиях, необходимых для того, чтобы стать хорошим писателем («О нынешнем состоянии словесных наук в России»). Говорит о том, что человеческому обществу необходимы упражнения в словесных науках, о чем свидетельствуют народы с вековой литературной традицией(Франция). На такие народы начинающим авторам нужно опираться как на примеры. Язык автора должен быть чист и лаконичен и тогда он украсит народную литературу. Многие авторы в нашем отечестве своими незрелыми сочнениями подают плохой пример юношеству, дают им ложные понятия, которые искоренить будет трудно. Красота русского языка видна из древних книг, когда никаких правил к сочинению не было, писали как думали и в этом истинная красота народного творчества. В отношении критики нельзя не выделить статью Ломоносова «Рассуждение об обязанностях журналистов»-1754., в которой Ломоносов выступил с требованием объективного разбора сочинений, разработал этический кодекс деятельности критика и журналиста(7 заповедей). Критик должен трезво оценивать свои силы, не высказывать глупых идей, мыслей. Должен отказаться от предвзятых суждений, не смотреть на писателя как на врага. В критическом разборе не должно быть суждений легкомысленных. Критик не должен спешить с осуждением гипотез автора. Нельзя присваивать себе чужие мысли. Должен прочувствовать произведение, уловить авторские мысли, противопоставить им дельные возражения, если таковые возникли. Критик не должен считать себя более умным и талантливым, чем писатель, обязан быть с ним наравне. В «Предисловии о пользе книг церковных в российском языке» Л. изложил учение «о трёх штилях». Новаторство Л.-критика. Решительно порвал с силлабическим стихосложением. Исходя из духа русского языка,он объявил силлабо-тонический принцип стих-жения пригодным для всей тогдашней русской поэзии. Л. Особенно предпочитал ямб,т.к. ямб-самый гибкий размер и по числу возможных ритмов богаче других размеров. Л.стремился эстетически осмыслить динамику ритмов. В «Кратком руководстве к красноречию» Л. Разработал основные начала русской эстетики поэтики,учил искусству «красно говорить» и писать.При всей заботе о «красном говорении» поэзия имеет конечную цель – истину. Также Л.сформулировал основные качества тропов, обогащая классификацию примерами. В «Риторике»,проводится ещё одна ценная тема-об «эрудиции» оратора. Л.настаивает на специальной учёбе оратора,поэта. В «Предисловии о пользе книг церковных в российском языке» Л. Раскрыл объективное соотношение различных стихий в рус.лит.яз-ке.Решая проблему соотношения церковосл-го и рус-го языков, он подчёркивал значительную их родственность.Создавая «теорию трёх штилей»,Л. Хотел дать простор разговорной,народной речи. Л. Не только разгораничил разные стихии языка, но и последовательно закрепил за ними определённые жанры.К высокому стилю он отнёс героические, оды. К среднему- театральные сочинения,дружеские письма о высоких предметах,элегии.К низкому стилю- комедии,эпиграммы,песни и обыкнов.письма. «Письмо о правилах российского стихотворства»,«Краткое рувов-во по красноречию» и «Предисловие о пользе книг церковных в российском языке» образуют цикл наиболее теоретических работ в критическом наследии Л. Но у него намечалась и чисто прикладная критика,со своим кругом актуальных вопросов.Сюда можно отнести «Рассуждение об обязанностих журналистов…», «О качествах стихотворца рассуждение». В пылу полемики, Л. Старался преподать образцы объективного разбора сочинений, разработать морально-этический кодекс деятельности критика и журналиста.

В 1757 году Ломоносов пишет «Предисловие о пользе книг церковных в  российском языке», в котором разрабатываются проблемы стиля,

 поэтического слога, устанавливается природа «речений» в современном  живом русском языке и излагается знаменитая теория «трех штилей». К

 высокому стилю Ломоносов предлагает относить слова, используемые в  церковно-славянском языке и общеупотребительные. Посредственный, или

 средний стиль образуется из слов церковнославянских, малоупотребительных  в разговорной речи, но всем грамотным людям понятных. К низкому стилю  следует относить слова, отсутствующие в церковных книгах, то есть слов  живой, разговорной речи.