В пользу кого отрекся петр
Главное отличие предательства от отречения кроется в личности человека, в его духовных приоритетах.
Иуда не любил Христа, ему был неприемлем Его путь – страдающей любви и отречения. Иуда любил деньги и ради них шел на грех. Он “был вор”, – так о нем свидетельствует ап. Иоанн. Иуде нравилась другая жизнь. Называясь апостолом и внешне принадлежа к ученикам Христа, внутренне он был разобщен со своим Учителем. Всё Христово Иуде было чуждо. Иуде нравились внешние атрибуты апостольства – духовные дары – исцеление, богодухновенное слово, изгнание бесов и проч. Но от внутренней составляющей – постоянного бодрствования, молитвы, духовной борьбы (до крови) – Иуда отстранялся.
Итог такой жизни – постепенно растущее недовольство, заканчивающееся ненавистью ко Христу. А зачем нужны эти трудности, этот крестный путь, отвержение себя? Ведь можно просто верить и радоваться, жить, ни в чем себе не отказывая. Иуда незаметно для себя подпустил к себе сатану, который и стал его учителем – вместо Иисуса. Иуда отошел от руководства Божия, он перестал воспринимать действия Христа, иногда даже критикуя их. Такое поведение Иуды привело к трагедии – он впустил сатану в свое сердце, сделав его своим господином. С этого момента Иуда совсем перестал контролировать свои действия. Одержимый одной идеей, которую внушил ему дьявол, – предать своего Друга – Иуда уже ни перед чем не останавливается. И только когда преступление совершено, проблеск в душе Иуды: согрешил я, предав кровь невинную. Но сатана и здесь не оставляет лжеапостола – гонит его к последнему греху – самоубийству.
Апостол Петр любил Иисуса. Его внутренне состояние, его переживания открыты Богу. Он не скрывает своих ошибок, он готов принимать обличения от Христа, признавая свои падения. Петр любит Христов путь, он предан Ему. Петр – явная противоположность Иуде. То, что противно Иуде, Петр принимает с радостью. А то, что Иуда любит, Петр отвергает как чуждое, недостойное ученика Христа.
В трудный момент апостол Петр отрекается от своего Друга: “не знаю Его”. Но Христос допустил падение Петра, чтобы избавить его от самоуверенности и самомнения. Бог не оставляет Петра, дает ему выход. Петр, осознав всю глубину своего падения, смог выйти из этого, принеся глубокое, искреннее покаяние перед Сыном Божиим.
Иуда это сделать не смог. Да, он признал свой грех, но встать на колени и в слезах попросить прощения он был уже не в состоянии.
Кто кому отдал свое сердце, тот ему и господин. Кто кем побежден, тот тому и раб (2 Пет. 2, 19).
Для Петра есть выход, для Иуды – нет.
Не скрывайте свои грехи пред Богом, чтобы не предать как Иуда. Будьте открыты и честны перед Ним. Нападения со стороны сатаны для христианина, чтобы довести его до падения и духовной смерти, будут всегда. Противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить (1 Пет. 5, 8).
Вопрос в том, кому мы отдали свое сердце, чтобы суметь противостоять козням дьявола и не сделаться игрушкой в его руках.
Не будьте слишком уверены в своих силах, чтобы не упасть как Петр. Наша сила в Боге. Бог нам прибежище и сила, скорый помощник в бедах (Пс. 45, 2). Да, наша сила не в нас самих, а в Том, Кто ведет нас и за Кем мы решились идти в этой жизни.
В то время, когда Господь наш стоял связанный перед Анной и Каиафой, на дворе этих первосвященников совершилось глубоко печальное событие: Его любимый ученик, еще так недавно и так пламенно уверявший Его в неизменной преданности, менее всех боявшийся падения, пал бедственнее всех прочих – Петр трижды отрекся от своего Учителя и Господа… Мы видели уже, что он, по слову своего друга Иоанна, был допущен внутрь двора, и, еще только переступая порог этого двора, на вопрос служанки-привратницы, уже обмолвился словом отречения. Побуждаемый холодом, стараясь в то же время быть незамеченным, он смешался с толпой служителей и сидел у огня: ПЕТР ЖЕ СИДЕЛ ВНЕ НА ДВОРЕ. И ПОДОШЛА К НЕМУ ОДНА СЛУЖАНКА И СКАЗАЛА: И ТЫ БЫЛ С ИИСУСОМ ГАЛИЛЕЯНИНОМ.
Может быть, привратница опасалась, как бы не пришлось ей отвечать за то, что во двор попал человек, которому не следовало там быть. Преданный ученик, еще недавно обещавший положить душу за Учителя и пытавшийся защищать Его даже мечом, теперь забыл о своих обещаниях. НО ОН ОТРЕКСЯ ПЕРЕД ВСЕМИ, СКАЗАВ: НЕ ЗНАЮ, и не понимаю, ЧТО ТЫ ГОВОРИШЬ… Смущенный вопросом и своим ответом Петр встал и вышел из внутреннего двора во внешний, может быть в надежде, что там он будет не так заметен. В эту минуту послышалось первое пение петуха, полночного проповедника; но Петр или не слышал его, или не обратил внимания на это предсказанное Господом предостережение. Между тем слово Господа должно было исполниться. КОГДА ЖЕ ОН ВЫХОДИЛ ЗА ВОРОТА, УВИДЕЛА ЕГО ДРУГАЯ, И ГОВОРИТ БЫВШИМ ТАМ: И ЭТОТ БЫЛ С ИИСУСОМ НАЗОРЕЕМ. Ее догадку подтвердила опять служанка-привратница: «этот из них» (Мк. 14:69), – сказала она, а за ней последовал понятный вопрос и присутствующих слуг архиерейских: в самом деле, «не из учеников ли Его и ты?» (Ин. 18:25). При этом кто-то, присматриваясь к нему, сказал уже прямо: да, «и ты из них» (Лк. 22:58). Нужно было отвечать. И вот, его уста, однажды уже изменившие, еще скорее отверзлись для вторичного отречения. Одних уверений показалось уже недостаточно, и малодушный ученик присоединил ко лжи клятву в том, что он вовсе не знает Иисуса: И ОН ОПЯТЬ ОТРЕКСЯ С КЛЯТВОЮ, ЧТО НЕ ЗНАЕТ СЕГО ЧЕЛОВЕКА. Петр думал уклониться от разговора об Иисусе Христе, но это привело его к отречению от своего Учителя и Господа. Прошел еще один ужасный час. И вот он видит, что его Господа вывели на двор, на поругание толпе: влекомый любовью ученик невольно приблизился, чтобы еще раз взглянуть на своего Учителя, показаться Ему, если можно; ему казалось, что теперь, когда все были заняты Божественным Страдальцем, о нем забыли, – но вдруг слышит около себя, что кто-то настоятельно уверяет служителей и стражу, указывая прямо на него: «точно, и этот был с Ним, ибо он Галилеянин». Прочие служители подтверждали это подозрение, ибо наречие галилейское было очень заметно для всякого, а между тем все знали, что ученики Иисусовы были родом Галилеяне. И снова внимание всей толпы обращено на бедного Симона; его окружают со всех сторон: НЕМНОГО СПУСТЯ ПОДОШЛИ СТОЯВШИЕ ТАМ И СКАЗАЛИ ПЕТРУ: ТОЧНО И ТЫ ИЗ НИХ, ИБО И РЕЧЬ ТВОЯ (Галилейская) ОБЛИЧАЕТ ТЕБЯ.
«Изумленный Симон, – говорит Иннокентий, архиепископ Херсонский, – находился в самом затруднительном положении: ибо, хотя при взятии Иисуса воины не имели, по-видимому, приказания брать учеников Его, но теперь, когда удалось так счастливо овладеть Учителем, вероятно, не пощадили бы и ученика, который сам попал в их руки. Как же глубоко должно было упасть сердце Симона, когда, не дожидаясь ответа, один из слуг архиерейских, родственник того самого Малха, которому Петр отсек ухо, начал вслух обличать его, говоря: «Не тебя ли я видел в саду Гефсиманском?» Явился, таким образом, обличитель, которого нелегко было опровергнуть; этот слуга хорошо запомнил выразительные черты лица, напавшего на близкого ему человека». «Робкий Симон не знал, что делать, забыл себя и Учителя, «умер, по выражению святителя Златоуста, от страха», и всеми видами клятв начал утверждать, что он не только никогда не думал быть учеником Иисуса, но и вовсе не знает этого Человека. ТОГДА ОН НАЧАЛ КЛЯСТЬСЯ И БОЖИТЬСЯ, ЧТО НЕ ЗНАЕТ СЕГО ЧЕЛОВЕКА. Но малодушный ученик еще не успел окончить своих клятв, как проповедник покаяния – петух – пропел во второй раз: И ВДРУГ ЗАПЕЛ ПЕТУХ. В это же время Господь, бывший среди стражи во дворе, обратился в ту сторону, где находился Симон Петр и где, по причине спора, произошел шум, и посмотрел на него пристально»… (Иннокентий, архиеп. Херсонский). Этого взгляда было довольно для Петра. И ВСПОМНИЛ ПЕТР СЛОВО, СКАЗАННОЕ ЕМУ ИИСУСОМ: ПРЕЖДЕ НЕЖЕЛИ ПРОПОЕТ ПЕТУХ, ТРИЖДЫ ОТРЕЧЕШЬСЯ ОТ МЕНЯ. И ВЫЙДЯ ВОН, ПЛАКАЛ ГОРЬКО. Святой Климент, ученик апостола Петра, повествует, что Петр всю жизнь, при полуночном пении петуха, становился на колени и, обливаясь слезами, каялся в своем отречении и просил прощения, хотя оно дано было ему Самим Господом вскоре по воскресении. Глаза святого Петра, по преданию, от частого и горького плача всегда казались красными. «Страшное и неслыханное дело, – говорит святитель Златоуст, – когда только что задерживали Учителя, Петр так воспламенился, что схватил меч и отрезал ухо; а когда надлежало больше обнаружить негодования, более воспламениться, слыша такие порицания, тогда он отрекается… Он не сносит угрозы бедной безсильной служанки. И не один раз, но и в другой, и в третий раз отрекается, и все это за короткое время, и не перед судьями, и не тотчас чувствует свое падение. И когда пропел петух, не вспомнил сам, а надобно было, чтобы опять напомнил ему Учитель; так он был поражен страхом! И когда Христос привел ему на память грех, не осмелился он плакать явно, чтобы по слезам не быть обвиненным: «И выйдя вон, плакал горько»».
Святитель Димитрий Ростовский, размышляя об отречении Петра, говорит: «Не столько биения и заушения злодеев были тяжелы для Господа, сколько Петрово слово: «не знаю Сего Человека». Петре святый! Неужели ты забыл своего Благодетеля, на Которого смотря всегда утешался, Которого лице видел на Фаворе светлейшим солнца, Которого недавно сам же и Богом исповедал? Ведь это – Тот Самый, Который тещу твою исцелил; это – Тот Самый, припадая к ногам Которого ты говорил: «выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный» (Лк. 5:8). Это – Тот Бог и Человек, у Которого ты испросил, чтобы тебе по водам ходить, Который тебя, утопающего, спас. Пока Владыка смотрел на тебя, ты говорил «не поколеблюсь вовек» (Пс. 29:7), а как только Он отвратил Свои очи, ты уже отрекаешься от Него… Видно, правду говорит премудрый сын Сирахов: «Бывает друг в нужное для него время… Бывает другом участник в трапезе, и не останется с тобою в день скорби твоей» (Сир. 6:7–10). Пока был Петр за трапезой Господней, показывал любовь свою, а теперь вот, настало время скорби для Христа Спасителя, и он отрекается от Него: «и не останется с тобою в день скорби твоей»… Но – воззрел Господь на Петра, и помянул Петр глагол Господень… «И выйдя вон, плакал горько». Плачь же горько и ты вместе с Петром, грешный человек, который ежедневно своими грехами отвергаешься Господа, когда не по-человечески, но по-скотски живешь; плачь горько и с болезнями твоего кающегося сердца сравнивай болезни Господа твоего: «есть ли болезнь, как моя болезнь?» (Плач. 1:12)». «Это нечаянное и глубокое падение Петра, горько им оплаканное, – говорит святитель Филарет, митрополит Московский, – попущено Провидением Божиим не только для его испытания, но и для наставления всем нам, христианам. Он преткнулся, чтобы мы научились осторожно ступать по пути спасения. «Кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть» (1Кор. 10:12). Если мы думаем, что решились бы пожертвовать жизнью за Христа, когда бы это нужно было, то, чтобы этим приятным уверением, подобно Петру, не обмануть самих себя, мы должны тщательно смотреть за собой, как поступаем в тех случаях, когда, для неизменного исповедания Христа, нужно пожертвовать чем-либо гораздо менее важным, чем жизнь»…
Царевич Алексей Петрович с детства боялся своего отца, первого Императора Всероссийского Петра Великого. И, как выяснилось впоследствии, не без оснований.
Судьба царевича Алексея стала важнейшим эпизодом русской истории, ее поворотным моментом, ведь после смерти Петра Первого началась эпоха дворцовых переворотов.
Холодное неприятие
Царевич Алексей родился в браке Императора Петра с Евдокией Лопухиной. Когда Петр охладел к Лопухиной, он отправил ее в монастырь, где женщину постригли в монахини. После этого события Царевич, по сути дела, остался без матери и без отца.
Петру, любившему и ценившему прежде всего умных, бойких и сильных людей, слабосильный, бесталанный и бесхарактерный сын совершенно не был интересен. Иными словами, Государь не любил Царевича.
30 ноября 1700 года русская армия терпит поражение под Нарвой – в одном из первых сражений Великой Северной войны. После этого фиаско Петр Первый внезапно задумался: а кому он оставит страну после своей смерти? И Император обратил внимание на худенького подростка, словно тень слоняющегося по дворцу. И Петр решил заняться воспитанием Алексея, чему тот был совсем не рад.
Государь стал проводить с сыном больше времени, пытаясь втолковать тому суть затеянных реформ, объяснить, как нужно управлять Россией и сделать Алексея более патриотичным и воинственным. Однако, царевич не демонстрировал ни малейшего усердия, раздражал отца своей ленью, мягкотелостью и глупостью. Петр продолжал закручивать гайки, спрашивая с сына чрезвычайно строго. Экзамены Государю стали настолько тяжким испытанием для Царевича, что однажды Алексей выстрелил себе в руку, лишь бы избежать очередной “проверки знаний”, которая больше была похожа на допрос. Петр рассвирепел от малодушного поступка недоросля, и это вполне понятно: оставлять страну такому человеку для Императора было мучительно.
Тем не менее, жесткое воспитание Петра принесло свои плоды. Вот только эффект оказался совсем не таким, какого желал Государь.
Отречение Алексея
Алексей, подобно его матери-монахини, проводил много времени со своим духовником. От священника Царевич узнал, что реформами Петра, оказывается, довольны отнюдь не все жители формирующейся великой Империи. Кроме того, Алексею, что называется, “присели на уши” и два его наставника, Никифор Вяземский и Александр Кикин, считавшие Петра чуть ли не Антихристом, губителем русских начал в России.
В это время на фронтах Северной войны готовится большая битва со шведами. Петр пытается привлечь Алексея к управлению войсками, обучить его полководческому делу. Тщетно. Царевич или не выказывает ни малейшего усердия, или же демонстрирует полную неспособность к военному делу. Петр взбешен до такой степени, что Алексей даже пытается найти защиту от родителя у мачехи, Марты Скавронской (она же – Екатерина Первая).
Отношения Петра и Алексея отлично иллюстрируются знаменитым афоризмом Императора:
«Лучше будь чужой добрый, неже свой непотребный».
Согласно этому догмату Петр и жил, приближая к себе чужих, даже самого низменного происхождения и отдаляя самых близких родственников, в том числе, родного сына.
Переломом в отношениях отца и сына стал 1715-й год. Екатерина Первая родила мальчика, и это “чадо мужеска полу” Император и стал считать наследником русского престола. На первенце Царь поставил крест, отправив Алексею письмо, в котором сообщил, что оставит того без наследства, если Царевич не возьмется за ум.
«…ибо за мое отечество и люди живота своего не жалел и не жалею, то како могу тебя непотребного пожалеть?».
Под чутким руководством своих наставников Вяземского и Кикина, Алексей написал отцу ответ. В письме царевич отрекся от претензий на русский трон в пользу младшего брата. Удивительно, но Петра это послание отнюдь не обрадовало. Император отвечает: либо Алексей едет к нему, либо выбирает, какой монастырь ему будет удобнее для постоянного проживания. Понимая, что житья ему не дадут, Алексей решает сбежать от своего деспотичного отца.
Суд и казнь
Царевич сообщил всем, что собирается выполнить волю отца и поехать к нему для продолжения обучения военному делу и участия в боях со шведами. Однако, вместо этого Алексей занимает у ряда видных вельмож крупную сумму денег и бежит за границу, в Вену. Здесь Царевич просит, как сейчас бы сказали, политического убежища у императора Карла VI Австрийского.
Карл отнесся к беглецу вполне благосклонно, намереваясь в будущем каким-то образом использовать Алексея в интересах своей Империи.
Историки до сих пор спорят относительно того, замышлял ли Царевич что-то против своего отца, хотел ли он свергнуть Петра. Большинство специалистов склоняются к тому, что таких планов у Алексея не было. Для политической жесткой борьбы он был слишком мягок. Тем более, нельзя забывать, что Царевич написал депешу об отречении сразу же после рождения младшего брата – властолюбие этому юноше было совершенно чуждо. Наиболее вероятной версией является то, что в Вене Алексей просто хотел дождаться, когда умрет его деспотичный отец, и уже тогда вернуться в Россию.
Тем не менее, Петр посчитал бегство Царевича настоящим заговором против себя, своего новорожденного сына и Империи. Старший сын с этого момента стал для него злейшим врагом.
Кроме того, появилась информация (впоследствии подтвержденная), что Царевич от имени русской короны вел некие переговоры со Швецией. Это уже было предательством.
Для всесильного Императора Петра вернуть Алексея в Россию оказалось пустяковым делом. Государь лишь немного надавил на Карла Шестого, и Вена мгновенно согласилась выдать Царевича.
Н. Н. Ге. “Петр Первый допрашивает Царевича Алексея Петровича в Петергофе”.
Петр искренне верил, что сын раскается, признается в побеге и попросит прощения. Однако, в ходе допроса в Петергофе, который проводил сам же Государь, Царевич переложил вину за побег на своих наставников. Петра это взбесило и он приказал судить Алексея.
Была создана особая судебная комиссия, в которую входили первые вельможи государства. Комиссия не проявила к Царевичу снисхождения, приговорив его к смертной казни.
Император-палач
Сразу после суда царевича Алексея заточили в Петропавловскую крепость. Через пару дней сюда явился сам Петр, которому побег сына никак не давал покоя. Царь хотел понять, почему сбежал Царевич, и правда ли, что собственный сын вынашивал планы свергнуть и убить его.
Сначала Петр говорил с Алексеем вполне миролюбиво, но затем спокойствие Царевича взбесило его.
“Запорю! Шкуру спущу со стервеца!”, – проорал Император, вскакивая со стула.
Тут же солдаты подхватили Алексея и вздернули его на дыбу. Царевича стали жестоко пороть. Согласно мнению некоторых историков, отец принимал непосредственное участие в пытках.
6 июня 1718 года было официально сообщено, что в Петропавловской крепости “от удара” скончался наследник престола Алексей Петрович.
Кадр из фильма “Царевич Алексей”. 6 июня 1718 года было официально сообщено, что в Петропавловской крепости “от удара” скончался наследник престола Алексей Петрович. ообщено, что в Петропавловской крепости “от удара” скончался наследник престола Алексей Петрович.
Петр, до крайности разочарованный в своих единокровных потомках, издал новый закон о престолонаследии. Согласно этому постановлению, Царь мог сам назначить своим преемником абсолютно любого человека вне зависимости от его происхождения. Именно этот указ и стал базой для новой русской смуты – эпохи дворцовых переворотов.
В 1727 году сын царевича Алексея, Император Петр Второй, полностью реабилитировал своего отца.
———————-
Мой Инстаграм
Мой Фейсбук
Я на Автор.Тудей
Мы свободны менять свои решения — до тех пор, пока живы, —и Бог смиренно ждет, что мы решим. Но однажды приходит пора сделать окончательный выбор. Для многих людей, окружавших Христа в дни Его земной жизни, это время наступило накануне Его страданий. Каждому пришлось решать, с Христом ли он или с противниками Христа.
О том, кто какое решение принял и как оно ему далось, читайте в проекте «Фомы» «Герои и антигерои Страстной недели».
Когда пасхальная трапеза подходила к концу, Иисус произнес с печалью: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня» (Мф 26:21). Ученики смутились. Они искренне любили Его, но каждый интуитивно чувствовал, что от любви до предательства может оказаться всего один шаг, и сделать этот шаг можно даже не заметив…
«Не я ли, Господи? Не я ли?» — спрашивали Филипп, Иоанн, Фома, Матфей… «Не я ли?» — спросил и Иуда. Кажется, только один из учеников не задал этот вопрос — Симон, за твердость своей веры получивший от Господа второе имя Кифа (по-арамейски «камень»), или, по-гречески, Петр (греч. πέτρος — «камень, скала»). Петр был уверен: уж он-то Учителя не предаст. И когда Иисус предупредил учеников, что все они соблазнятся о Нем в эту ночь, Петр воскликнул: «Я никогда не соблазнюсь!» И наверное, очень удивился, услышав: Истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня (Мф 26:33–34).
Потом было Гефсиманское моление, а после — арест Учителя. Его связали и, толкая в спину, повели к дому бывшего первосвященника Анны. Петр и Иоанн поспешили следом. Проникнуть во двор оказалось легко: Иоанна здесь знали. Иисуса ввели в дом, а Петр присел во дворе у костра и стал ждать. Вдруг какая-то служанка указала на него: «Смотрите, а этот тоже из Его учеников!» «Вовсе нет», — пробормотал Петр и отсел подальше от огня. Но тут и другая женщина воскликнула: «Точно, я видела его с Иисусом». «Говорю вам, не знаю этого человека», — отрицал Петр. «Ты даже говоришь с галилейским акцентом, не отпирайся, ты — Его ученик!» — засмеялись еще несколько человек. «Клянусь, нет!» — запротестовал Петр.
И вдруг осознал: что-то не то он говорит… Трагически неправильное. Словно чей-то взгляд почувствовал он на себе. И вспомнил: «Прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня».
В этот самый момент за забором закричал петух. Светало. Начиналось утро пятницы, несколько часов спустя его Учитель будет распят.
Петр опрометью кинулся за ворота. Его душили слезы. «Не я ли, Господи? Не я ли?»
Петр был лидером апостолов. Это видно по деталям евангельского повествования: Петр идет ловить рыбу — и остальные следом, Петр исповедует Христа Сыном Божиим — и остальные молча соглашаются.
Взрослый, сложившийся человек, всю жизнь занимавшийся простым физическим трудом, он не привык копаться в себе и, видимо, был уверен, что в любой ситуации сможет поступить как дóлжно. Он не мог допустить, что его горячая любовь и преданность Учителю способны поколебаться.
И тем не менее отречение произошло. Почти само собой, почти случайно.
Можно было бы назвать это минутной слабостью или сработавшим инстинктом самосохранения. И все-таки это было отречение. Пусть на несколько мгновений, но Петр принял мысль, что лучше, правильнее, безопаснее от Христа дистанцироваться, не иметь с Ним ничего общего — по крайней мере, в глазах окружающих. И это было преступление против любви, которая связывает людей воедино и даже помыслить не может увидеть в любимом человеке кого-то другого, отдельного от себя.
Недаром на берегу Тивериадского озера воскресший Христос будет троекратно спрашивать у трижды отрекшегося ученика: Любишь ли ты Меня? (Ин 21:15–17).
Раскаялся Петр почти сразу, а вот покаяние — изменение на деле, в поступках, — потребовало времени. Мы не находим Петра на Голгофе: из всех апостолов там был один Иоанн. Не знаем мы и того, как Петр провел субботу, когда тело Господа лежало «в сердце земли». Зато следующим утром Петр, едва услышав об исчезновении Его тела из гроба, тут же побежал вместе с Иоанном к месту погребения — и нашел там одни пелены лежащие и плат (Ин 20:5). Уже сама эта поспешность была свидетельством покаяния: ведь разумнее было отсидеться дома —в вдруг после расправы над Иисусом первосвященники взялись бы и за Его учеников? Но Петр побежал туда, где еще недавно была выставлена охрана, где могло быть опасно.
В ночь накануне крестных мук Христа Петр уподобился Иуде Искариоту. Но, в отличие от Иуды, он покаялся. И расстался с самоуверенной мыслью, что уж он-то просто не может оступиться. Недаром, как гласит Предание, у Петра постоянно были красные глаза: каждый раз, слыша пение петуха, он вспоминал свое отречение — и плакал.