Курьезы статьи 446 гпк рф в пользу мошенников и аферистов с щепалов

Курьезы статьи 446 ГПК РФ в пользу мошенников и аферистов

Как метко выразился в начале XX в. известный российский юрист и философ Иван Ильин, “меч” отнюдь не отражает сущность государственной власти. Он представляет собой лишь крайнее и болезненное средство. Он составляет последнюю и слабейшую из ее опор”. Действительно, законы и права человека существуют лишь постольку, поскольку они обеспечены реальной государственной защитой.

Между тем, как уже неоднократно доказывает правоприменительная практика, слабейшим звеном в цепи судебной защиты прав граждан в государстве российском традиционно является именно исполнительное производство. Судопроизводство решает формальный вопрос – кто и насколько прав в споре. А лицу, обратившемуся за защитой своего права, судебное решение об удовлетворении его иска, заверенное подписями судей и скрепленное печатью суда, само по себе не говорит ничего нового: истец и так был уверен в своей правоте. Судопроизводство, по его мнению, лишь прелюдия и неприятная формальность, предшествующая реальной защите его прав.

Но решить взыскать – не значит взыскать. Арестовать и изъять имущество должника невообразимо труднее, чем разрешить спор о праве. И здесь государственная машина защиты гражданских прав начинает “буксовать”.

Судебная защита осуществляется по принципу “семь раз отмерь, один раз отрежь”. Но бессмысленно отмеривать без последующего отрезания. А истец, прошедший через тернии судов и пересудов, потерявший массу времени, денег и нервов и в результате не взыскавший ни копейки с неисправного должника, имеет полное право сказать: “Суд – это говорильня”. Вполне закономерным следствием этого является наш традиционный, взращенный веками, российский правовой нигилизм.

К сожалению, взыскиваемые ныне по исполнительным документам суммы не превышают, как правило, и четверти суммы, подлежащей взысканию. В этом гражданам наглядно видна немощь нашего государства. И до тех пор, пока судебная защита будет столь плачевно безрезультатна, России не встать с колен ни на мировой арене, ни в глазах собственных граждан.

Прозаических причин неисполнения судебных решений масса: и перегруженность Службы судебных приставов (далее – ССП), и просто неплатежеспособность должников (особенно по делам о возмещении ущерба, причиненного преступлением). Но основная проблема кроется в плоскости законодательной. Несовершенство, а то и просто “топорность” формулировок множества законоположений часто сводит на нет борьбу за исполнение судебных актов.

Но как бы то ни было, за пять лет своей деятельности ССП и суды накопили довольно солидный опыт рассмотрения жалоб должников на действия судебных приставов-исполнителей. На многие уловки должников судебная практика выработала надежный “иммунитет”.

Приведу статистику. В 1999 году судами Республики Карелия было рассмотрено примерно 470 жалоб должников на действия судебных приставов-исполнителей. Из них треть была признана обоснованными.

В 2001 году эта цифра снизилась до 16%, поскольку большинство уловок должников-жалобщиков ССП были уже не в новинку.

Излюбленным доводом должников, обжалующих арест имущества, является их заявление о том, что арестованное имущество им не принадлежит. Правда, здесь судья должен изначально отказать в принятии жалобы, так как такое дело рассматривается в порядке искового производства. В этом случае в суд должен обратиться не должник, а собственник арестованной вещи с иском об освобождении имущества от ареста.

Но судебная практика здесь неоднозначна. Порой должникам удается освободить от ареста “чужое” имущество одной только жалобой на действия судебного пристава. Часто судьи вместо отказа в принятии жалобы отказывают в удовлетворении жалобы, рассмотрев дело по существу.

В 2001 году едва успевшей встать на ноги ССП был нанесен “удар на прочность”. Постановлением Конституционного Суда РФ N 13-П от 30 июля 2001 г. было признано неконституционным взыскание исполнительского сбора в фиксированном размере 7% от суммы, подлежащей взысканию без учета степени вины правонарушителя и других обстоятельств.

Согласно этому постановлению 7% размер исполнительского сбора, установленный в ст.81 Федерального закона “Об исполнительном производстве”, является максимально возможным, т.е. с учетом степени вины должника и других объективных причин неисполнения исполнительного документа он может быть снижен. Следствием явился новый поток жалоб на действия судебных приставов-исполнителей в суды с просьбой уменьшить исполнительский сбор. Нередкое удовлетворение таких жалоб обязывает ССП вернуть взысканные суммы исполнительского сбора. Кроме того, названным постановлением был признан неконституционным и порядок распределения взысканной денежной суммы, согласно которому взыскание исполнительского сбора производилось перед удовлетворением требований взыскателя. Эти положения постановления, по своему, справедливые и оправданные юридически тем не менее серьезно ослабили материальное обеспечение ССП. Финансирование ее было еще более урезано Законом “О федеральном бюджете на 2003 год”, который изменил порядок распределения взысканных сумм исполнительского сбора. Ранее согласно ст.81 Федерального закона “Об исполнительном производстве” 30% от суммы исполнительского сбора отчислялось в федеральный бюджет, а остальная сумма поступала во внебюджетный фонд развития исполнительного производства. Теперь же в федеральный бюджет предназначалось 80%, т.е. Служба была оставлена что называется на “голодном пайке”.

В 2003 году по едва стабилизировавшемуся процессу исполнения судебных решений был нанесен самый ощутимый удар. На этот раз – новым Гражданским процессуальным кодексом РФ. Теперь четко вырисовалась тенденция законодательно ужесточить требования к работе ССП путем урезания ассигнований на ее содержание и повышения гарантий защиты прав должника. Но ужесточение оказалось, мягко говоря, чрезмерным.

Теперь конкретней. С 1 февраля нынешнего года со вступлением в силу нового ГПК ушел в историю прежний вместе с Перечнем видов имущества граждан, на которое не может быть обращено взыскание по исполнительным документам (Приложение 1 к ГПК РСФСР). Новый же ГПК в ст.446 расширил перечень имущества должника, защищенного от взыскания. Более того, он имеет и серьезные огрехи в формулировках законоположений.

В частности, теперь взыскание не может обращаться на жилье, если для гражданина-должника и его семьи оно является единственным пригодным для проживания. Прежний ГПК позволял обращать взыскание на жилье, причем, вопреки бытующему мнению, его реализация с торгов, как правило, не влекла выселение должника с семейством. Просто из собственника жилья должник становился нанимателем, а для его семьи в их праве на жилье не менялось ничего: взыскание обращалось лишь на долю должника. Хотя квартира, из которой нельзя выселить чужого человека, не особо ликвидна, но все же небольшую сумму можно выручить и из нее, возвратив взыскателю хоть что-то.

Теперь же обратить взыскание на единственное жилье должника, к примеру в виде десятикомнатной квартиры или дворца, уже невозможно. И если ничего больше не найдено, взыскателю остается лишь проглотить обиду. И ССП в Карелии, учитывая это законодательное нововведение, жилье теперь не арестовывает.

Выходит, что законодатель как бы рекомендует мошенникам: нажившись на чужом горе, следует немедленно вложить барыши в улучшение своих жилищных условий. Тогда даже целая подшивка исполнительных листов не вернет деньги их пострадавшим контрагентам.

Более того, согласно этой статье взыскание не обращается на продукты питания и деньги на общую сумму не менее трех прожиточных минимумов на должника и каждого из его иждивенцев. А в случае нетрудоспособности иждивенца сумма, причитающаяся ему, возрастает вдвое. Печально, стариков мы не удостаиваем пенсии в размере одного прожиточного минимума, а неисправных должников награждаем аж тремя!

Возникает еще вопрос: не означает ли это положение, что трехкратный ПМ нужно отнять от стоимости ликвидного имущества должника, из разницы возместить расходы по исполнению судебного решения, взыскать исполнительский сбор, а оставшийся “огрызок” возвратить взыскателю? Должники и их адвокаты наверняка ухватятся за эту соломинку.

Но, на мой взгляд, это положение следует толковать только буквально. Оно относится только к продуктам питания и деньгам (правда, как наличным, так и находящимся на счетах).

Между тем это правило даже в буквальной трактовке серьезно затруднит взыскание. Допустим, у должника в квартире прописаны еще жена с двухлетним ребенком и старуха мать. Тогда деньги в сумме 18-кратного прожиточного минимума (в Карелии это равно примерно 30 600 рублям) защищены от взыскания. Да, это касается только сумм, принадлежащих должнику. Если мать должника докажет, что деньги принадлежат ей, то эта сумма вообще освобождается от ареста. Итак, будут вполне реальны случаи, что должник с семьей сможет независимо от суммы долга спокойно хранить в тумбочке тысячу долларов. Государству эта сумма не достанется. Взыскателям – и подавно.

Отсюда вторая подсказка законодателя аферистам: не стесняйтесь прописывать у себя на жилплощади своих детей и пожилых родителей.

Курьезы ст.446 ГПК на этом не заканчиваются. В абз.4 указано, что взыскание не обращается на “предметы обычной домашней обстановки и обихода”. Но если в п.5 прежнего Перечня был дан подробный список предметов, не подлежащих взысканию, то теперь его нет. Видимо, определение этого перечня ныне оставлено на откуп судебной практике. Но такой способ решения этого вопроса вызовет разброд.

Толкуя это положение буквально, к предметам “обычной домашней обстановки” можно отнести телевизоры, холодильники, видеомагнитофоны, компьютеры: разве телевизор дома – это необычно? Если раньше арест аудио и видеоаппаратуры был бесспорно правомерен, то теперь приставу-исполнителю предстоит самому поразмыслить: не входит ли обнаруженное имущество должника в “обычную домашнюю обстановку”. В суды направится еще поток жалоб на действия приставов и исков об освобождении имущества от ареста. Как следствие, каждый судья, исходя из своих житейский соображений, что должно бы являться предметом этой самой обычной домашней обстановки, будет создавать прецеденты в отношении отдельно: телевизора, кухонного комбайна, музыкального центра, видеомагнитофона, хрустальной люстрочки и т.д. (смотря что освобождается от ареста). Понемногу судебная практика адаптируется и к таким законоположениям, выработав на уровне Пленума Верховного Суда РФ подробный перечень предметов обычной домашней обстановки. Но почему же законодатель не желает обойтись “меньшей кровью”? Да и зачем ему передавать инициативу судебной власти в заполнении этого законодательного пробела? Вот вопрос.

К слову, ходят слухи, что перечень этих предметов будет закреплен в постановлении Правительства России. Хотя самим Правительством вопрос о принятии такого постановления пока не ставился. Итак, внесение определенности в перечень имущества, не подлежащего взысканию, – на сегодняшний день задача юрисдикционных органов. Остается лишь надеяться, что судебная практика сама “обкатает” положения ст.446 ГПК и адаптирует волю законодателя к неприглядным юридическим реалиям.

Между тем прошло уже полгода с начала действия ГПК РФ, а в судах Карелии нет ни одного прецедента по этой статье. Не было подано еще практически не одной жалобы на действия судебного пристава, ни одного иска об освобождении имущества от ареста со ссылкой на указанные выше положения. Возможно, должники с адвокатами еще не вчитались в положения этой статьи, сулящие им неплохие доходы. Нужно время и инициатива.

Вместе с тем в судебной “обкатке” ст.446 ГПК заинтересована и ССП, а также сам законодатель (по крайней мере – должен быть заинтересован). Чтобы поднять вопрос об изменении этой статьи, законодателю нужны не размышления по поводу аморфности ее формулировок, а конкретная статистика исполнительного производства и прецеденты, сформировавшие судебную практику. Нужны факты, а не рассуждения.

Как же нужно изменить эту статью? Мудрствовать лукаво тут не нужно. Перечень предметов обычной домашней обстановки можно заимствовать из п.5 Приложения 1 к ГПК РСФСР. Совершенным его тоже не назовешь, но это лучше, чем полное его отсутствие. Да и достоинства прежнего Перечня очевидны: ограниченность видов имущества должника, не подлежащих взысканию, и конкретность формулировок. Тем более что он уже вжился в правоприменительную практику, став привычным для ССП, судей, да и участников исполнительного производства.

Положение абз.8 п.1 ст.446 ГПК, запрещающее обращать взыскание на продукты и деньги должника на общую сумму не менее 3-кратной величины прожиточного минимума, также требует изменения. Почему бы его не сформулировать так: “продукты питания и деньги на общую сумму одного установленного федеральным законом минимального размера оплаты труда на самого гражданина-должника и на каждого из лиц, находящихся на его иждивении”. В этом случае и взыскатель сможет получить с должника хоть что-нибудь, и должник с семьей не останется вообще без средств к существованию. Представляется, это самая разумная точка “баланса” защиты интересов должника и взыскателя.

Кстати, государству такая редакция абз.8 выгодна и экономически. Она позволит дополнительно взыскать до 1,5 тыс. рублей и более с каждого исполнительного производства, возбужденного в отношении гражданина. В Карелии ежегодно возбуждается около 150 тыс. производств, большая доля из которых – в отношении граждан. Даже если эта категория производств составит в дальнейшем лишь половину от всех производств, то это принесет дополнительный доход государству в размере до 112,5 млн. рублей. Исполнительский сбор от этой суммы составит 7875 тыс. рублей. А это означает, что ежегодно в доход федерального бюджета дополнительно будет направляться только из Карелии до 6,3 млн. рублей. На оставшийся 1575 тыс. каждое подразделение ССП Республики Карелия сможет позволить себе содержать в течение года, к примеру, до 5 легковых автомобилей. А в России таких субъектов Федерации, как Карелия, 89.

Положение абз.2 п.1 ст.446 ГПК, запрещающее обращать взыскание на жилье должника, нужно исключить. Доля должника в жилом помещении подлежит реализации с торгов, но будучи обремененной правом проживания должника в квартире.

К слову, весьма разумным нововведением явилось бы создание специального маневренного жилищного фонда, куда бы выселялись должники в квартиры меньшей жилплощади с меньшей благоустроенностью (санитарные нормы и нормы жилплощади, разумеется, должны соблюдаться). А собственное жилье должника должно уйти с торгов для погашения долга перед взыскателем. Вот это будет ярким свидетельством защищенности законопослушных россиян.

А кого сейчас защищает сердобольный законодатель? Правонарушителя, а не пострадавшего! Россия подражает европейскому законодательству, якобы обеспечивая европейский уровень гарантий прав человека. Но, пытаясь неуклюже изобразить свою “социальность” и рьяно оберегая интересы должника, государство бросает на произвол судьбы законопослушного гражданина, чем подрывает к себе доверие. Да, законодательные эксперименты нам с вами терпеть на себе не в новинку. Но такие смелые опыты, которые ставит парламент на государственной защите нарушенных прав, все же похожи на игру с огнем. Гражданам ничего не остается, как защищать свои права, обращаясь к криминалу за исполнением решения государственного суда.

Криминальная юстиция достаточно популярна и сейчас – как бы мы ханжески не закрывали на это глаза, говоря, что она понемногу отходит в историю. А популярность ее с легкой руки законодателя еще больше возрастет. А само судебное решение будет восприниматься как справка о том, что государство тоже соболезнует гражданину.

Пожалуй, назрела пора законодателю правильно расставить приоритеты в защите прав сторон исполнительного производства. В противном случае, это сделает сама жизнь, только это будет стоит России ее лица державы.

С. Щепалов,

преподаватель юридического факультета

Петрозаводского госуниверситета

“Российская юстиция”, N 10, октябрь 2003 г.